воображал». Почтенный Лакост поблагодарил меня за мой совет; – и я осмеливаюсь думать, что он ему будет не бесполезен.

Поле сражения ясно показывало обстоятельства битвы; нужно было только знать позицию обеих армий.

Трупы и прочие ужасные остатки битвы были сожжены или зарыты в землю; те же, кои находились еще на поле, не заключали в себе ничего важного, как-то: изорванная упряжь, старые шляпы, остатки мундиров, книг и бумаг: они покрывали землю в великом множестве, особенно в тех местах, где действие было кровопролитнее. Чаще всего попадались мне на глаза военные книжечки, кои носили при себе все французские солдаты. Я взял одну из книжек, которая красивой и опрятной наружностью доказывает строгую дисциплину французской армии: каждый солдат обязан был иметь у себя такую книжку для записывания в ней не только состояния своего вооружения, но и случаев, когда он отличился или подвергнулся наказанию; в конце книжки прилагалось расписание обязанностей простого воина, из коих одна состояла в уменье стряпать кушанье, особенно хороший суп. Книжка, находящаяся у меня, принадлежала Малле, солдату 2-го батальона, 8-й линии. Он служил с 1791 года до 18 июня 1815 года. Этим днем, вероятно, кончился свет его и все земные надежды. Письма и разные другие бумаги были также разбросаны в беспорядке и в некоторых местах целыми кипами; но большая часть их совсем изгладилась, так что нельзя было прочесть. В местах, где пали английские солдаты, находилось большое число шарлатанских медикаментов; однако между общими лекарствами эмпириков не было ни одного против опасностей кровопролитной битвы. Кроме этих остатков, поверхность долины представляла очевидные следы сражения: пшеница и рожь, покрывавшие оную, превратились в черную пыль, земля же во многих местах была изрыта бомбами и артиллерийскими лафетами. Признаки грозного и быстрого разрушения живо напоминали все ужасы отчаянного боя. Впрочем, не зная ничего о произошедшем в этой долине, можно было подумать, что за несколько дней до того здесь стояла большая ярмарка. Преходящие признаки мало-помалу исчезали, ибо плуг бороздил уже долину в разных местах. Во мне родилось желание – может быть, более чувствительное, нежели благоразумное, – чтобы поле сие оставить хотя бы на один год в пару: каждый шаг земледельца, казалось мне, топтал труп героя, павшего за свое отечество. Но волнующиеся колосья хлеба, уже готового произрасти, вскоре покроют смиренные могилы и изгладят с лица земли печальные следы ярости человеческой.

Дома и деревушки, подвергнувшиеся более прочих артиллерийскому огню, весьма много потерпели от ядер, которые пролетали сквозь них во всех направлениях. Деревня Ге-Сент почти вся была разрушена. В окрестностях все дома наполнены были ранеными, из коих многие едва имели силу добраться до ближайшего убежища, где бы могли спокойно умереть.

В деревне Сен-Жан и прочих, находившихся посреди английских позиций, оказались только проломы вокруг окон и в наружных стенах. Деревни же, расположенные на противоположной высоте, между французскими бивуаками, будучи совершенно разграблены, потерпели и снаружи и внутри.

К прочим доказательствам отличного мнения, какое иностранцы возымели об английском великодушии, можно отнести требование значительной суммы денег, учиненное владельцем этих мест, за деревни, сделавшиеся жертвой сражения при Ватерлоо. Его спросили, почему он надеялся на исполнение требования, столь странного в военное время, когда известно было, что ни один английский солдат не мог участвовать в разорении, на которое он жаловался, ибо разграбленные деревни и дома находились на позиции Бонапарта? Фламандец хотя и не читал Лейда, знал, однако же, очень хорошо учение об убытке по роду следствий, так что не понимал влияния, какое имело представленное опровержение на его требование. Он сказал, что если б англичане не защищали дорогу с таким упорством, то французы спокойно пошли бы на Брюссель и не причинили никакого опустошения. Наконец, получив решительный отказ, он принужден был замолчать, хотя не с большим удовольствием. Угумон (место, важнейшее из всех) был совершенно разрушен. Обгорелые остатки маленького замка лежали кучами посреди сада, коего плодоносные и полураздробленные деревья дают еще достаточное понятие о прекрасном состоянии, в котором находилось это жилище до тех пор, пока военная гроза не разразилась над ним. Многие путешественники покупали персики и собирали оставшиеся в саду орехи с благочестивым намерением произрастить в Англии деревья, кои бы сохранили память об этом знаменитом месте. Роща, окружавшая Угумон, почти вся повалена ядрами и картечью; я заметил одно дерево, которое было поражено в двадцати различных местах. Я думаю, что владетель опустошенного замка получит от нидерландского правительства справедливое вознаграждение. (Не могу умолчать о том, что несмотря на все старания сжечь или погребсти трупы, земля во многих местах, особенно около Ге-Сент и Угумона, издавала вонючий запах: это заставляет предполагать, что погребение совершено было неаккуратно или наскоро).

Число убитых с точностью определить нельзя; впрочем, с довольной вероятностью можно предположить до 40 000 павших с обеих сторон до начала отступления. Я разговаривал с некоторыми очень сведущими офицерами, которые полагают гораздо более. Представив себе столько трупов человеческих (не говорю уже о многих тысячах убитых лошадей), зарытых на пространстве двух миль в длину и одной в ширину, невольно изумишься, как еще не распространилась зараза в дополнение к ужасам битвы.

Жители Ватерлоо подвергались великим опасностям и разорению в продолжение сей жестокой борьбы; несмотря на то, они нашли средства с избытком вознаградить свои потери. Сперва они участвовали в воинских добычах, ибо наши солдаты, будучи слишком изнурены, не могли им в том воспрепятствовать. Многие из них грабили французские и даже английские обозы, в то самое время как наши войска, получив приказание сражаться в отступлении, принуждены были бросить все, что могло задержать их в пути, лежащем через Сванийскую рощу. Слава приближавшейся победы исполнила восторгом все сердца, так что никто и не думал преследовать грабителей. Многие из наших офицеров лишились своего платья и прочих пожитков в ту минуту, когда уже готовы были, так сказать, занести ногу на французскую землю.

Более невинный источник обогащения жители окрестностей нашли в продаже разных мелочей и оружия, собранного ими на поле сражения. Сии вещи сами по себе не имели никакого достоинства и сделались драгоценными единственно по любопытству англичан, так точно, как некогда в Риме книги Сивиллы по своей редкости и постепенному уменьшению. В каждой деревне открыты были рынки для английских путешественников. Во время моего проезда мужчины, женщины и дети бегали к нам навстречу и предлагали шпаги, пистолеты, карабины, ножны и пр. и пр. За все можно было заплатить весьма умеренную цену. Я купил себе довольно хороший карабин за пять франков, хотя