обвиняемого стал обвинителем. Суд установил на основании показаний 126 свидетелей, что жестокая, кровавая резня евреев, русских, украинцев в Киеве в 1918 году была не спонтанной, а спланированной акцией, и ее непосредственным организатором являлся Петлюра. Суд присяжных признал С. Петлюру виновным.

Вот почему, среди бела дня в самом центре Латинского квартала, на углу улицы Расин и бульвара Сен-Мишель на глазах очевидцев и полиции «герой самостийной Украинской народной республики» Семен Петлюра был пристрелен, как бешеная собака (Ришес К. Мечтатель становится мстителем // Все загадки мира. №2. 2018).

В апреле 1918 года германский император Вильгельм II выразил свое согласие на избрание на Украине гетманом генерала Скоропадского, «если гетман обязуется неукоснительно следовать нашим советам». После этого, 29 апреля 1918 года, в Киеве на Николаевской улице, в цирке Крутикова были собраны «хлеборобы-собственники», которые выступили с требованием спасти Украину от хаоса, и в цирке появился в опереточном казацком наряде Скоропадский. «Хлеборобы» дружно «прокричали его гетманом».

На улицах Киева замелькали «самостийники» в свитках алого сукна, в смушковых с червленым верхом шапках, в необъятных шароварах, мотня которых мела по земле, все куренные батьки, хорунжии и подполковники. Одно слово – оперетта…

Но Киевская оперетта на этом не закончилась…

Спустя почти сто лет Киевская оперетта продолжилась «майданом 2014 года», правда уже не на германских штыках, а на немецких и американских деньгах…

Когда мистическим образом из небытия забвения возникли написанные Карпом Игнатьевичем Лозой воспоминания о событиях 1915–1918 годов на Украине, я с понятным волнением держал в руках толстую, исписанную его четким, разборчивым почерком, тетрадь, которую мне передала только сейчас, в начале XXI века, моя тетя, дочь Карпа Игнатьевича – Эмилия Карповна Мирошниченко (урожденная Лоза).

Открыв тетрадь, на первой странице я увидел дату начала записей – 1962 год.

Я вспомнил, как в 1962 году, мы проездом с Дальнего Востока в Севастополь, отца перевели на Черноморский флот, заехали в гости к дедушке и бабушке в Кременчуг.

Я очень любил бабушку Маню – Марию Ивановну. Особенно запомнилось, как она, сидя у моей детской кровати, расчесывая гребнем длинные, ниже пояса, темные волосы и заплетая их в тугую косу, пела мне малороссийские песни или рассказывала сказки…

Я хорошо помню деда – худощавого, строгого, с сеткой глубоких морщин вокруг внимательных карих глаз, ходившего на работу в белой рубашке с галстуком, в темном костюме – главного бухгалтера Госбанка города Кременчуга.

Да, сколько я мог бы узнать у него о его старшем брате Николае, если бы порасспрашивал деда… Если бы… Но мне было тогда всего 12 лет…

Теперь, собирая материал о событиях, происходивших на Украине в конце 1917 – начале 1918 годов, я понял, что лучше, чем рассказал об этом очевидец Карпуша Лоза, на глазах которого в те годы разворачивались события на Украине, в городе Хорол, в селе Липняги, на хуторе Базилевщина, и не скажешь. Тем более что события эти в какой-то мере отражали то, что происходило по всей Украине.

Поэтому я цитирую воспоминания о том жутком времени, вернее безвременьи, очевидца – восемнадцатилетнего Карпа Лозы, которые он записал в зрелом возрасте в 1962 году:

«…Революционные события, борьба партий, борьба за власть все более разгоралась.

За девять месяцев со времени свержения самодержавия народ устал от митингов, манифестаций и неразберихи в борьбе за власть. Началось насильственное навязывание власти: то организация Центральной Рады на Украине в марте 1917 года, то созыв в апреле месяце Всеукраинского национального конгресса во главе с профессором Грушевским; Первый универсал Центральной Рады, созыв украинского войскового съезда: образование генерального секретариата во главе с Виниченко и Петлюрой; наступление на фронтах военных действий; и июньская демонстрация петроградских рабочих, организация женских ударных батальонов для отправки на фронт; организация вольного казачества во главе с генералом Скоропадским; Октябрьская революция, Второй и Третий универсал Центральной Рады; выступление Центральной Рады против советской власти; восстание рабочих в Киеве против Центральной Рады; Четвертый универсал украинской Центральной Рады; оккупация германскими войсками Украины; избрание Гетманом Украины Скоропадского, бандитизм, восстания и прочее…»

…Прошло несколько дней после возвращения прапорщика Николая Игнатьевича Лозы на родной хутор. Унылая, тревожная, томительная жизнь среди сгущенной атмосферы слухов начинала тяготить Николая. В районе шныряли разбойные банды, происходили поджоги, убийства и грабежи…

Карп Лоза вспоминал: «Прошло три дня, и наше спокойствие омрачилось событиями, встревожившими нас. На второй день праздника, 26 декабря, была убита Гришман М. И. и ее сынишка лет девяти. Она жена сына известного глазного профессора Гришмана, владелица небольшого имения и пивоваренного завода в селе Большие Липняги. Убита днем, когда она ехала в санках в ближайшее село Богдановку.

Последовали и другие убийства, целых семей, включая грудных детей. Пошли слухи об учинении Варфоломеевской ночи. Наша семья потеряла спокойствие. Дни и ночи мы были настороже».

«…Ночь на 1 января 1918 года. Жуткая Новогодняя ночь. Еще накануне прошли слухи, что будут вырезать всех хуторян. От этого было очень тревожно, зловеще…

В эту ночь мы с Николаем ушли в степь. Все покрыто снегом, из-под которого выглядывала сухая трава, среди которой можно лечь и быть незамеченными в полумраке такой чудной, а нам такой страшной ночи. Присмотрев, по нашим соображениям удобное место, мы улеглись на затвердевший снег, между кочек проросших высокой сухой травой. Вдруг послышался откуда-то одиночный выстрел. Звук недалекой стрельбы пробудил в нас тревогу…

В нашей усадьбе никого нет. Отец с матерью и младшими детьми, оставив дом еще к вечеру, уехали в село Толстое к своей дочери Пелагее. Остались только две дворовых собаки да домашний скот и птица.

Стало холодно. Ноги мерзнут, но мы боялись пошевельнуться… Вдруг, около часу ночи, пронзительно громко, тревожно залаяли наши собаки, и только теперь мы услышали, что кто-то быстро, на санях, въехал во двор нашей усадьбы… Что там происходит? Собаки снова лают напористо, тревожно. Видимо, кто-то ходит по двору…

…Было три часа ночи. Стало тихо. Мы приблизились к усадьбе. У нас появились сомнения: а не притаился ли кто в хате?

Николай вынув «наган», толкнул с силой ногой, дверь в сени. Дверь распахнулась. Собака вошла в сени обнюхала кругом. Сомненья нет, в доме никого нет.

В доме все оказалось на месте, ничего не тронуто. Обойдя все и увидев, что все в порядке, мы долго терялись в догадках: что означало это ночное посещение?

…К вечеру все возвратились домой, стало спокойнее».

«…Нерадостными оказались Рождественские каникулы. Глубокая ночь. Мы с Николаем лежали… в хате. Лежим, разговариваем о развертывающихся событиях. О том, как убили помещицу Гришман, что