— Перекрестись! — подозревая вранье, потребовала Федора.

Стенька честно, сколько позволяло узкое пространство, перекрестился.

— А теперь отвечай, как на духу, — сказал он. — Тот человек, что за носилками следом выскочил, что тебя со двора не пускал, — кто он?

— Горе мое — вот кто он! На что его Артемушка только подобрал!..

И Федора вдруг разревелась.

— Ты не реви, дура! — прикрикнул возмущенный таким непорядком Стенька. — Как это — подобрал? Он что — кошелек?

Федора сквозь слезы провыла нечто, похожее на «милостивец ты мой!». Стенька вздохнул и приготовился к долгому сидению. Его Наталья плакала редко, но уж как принималась, так за полгода все мужние грехи ему отпевала и все свои обиды. Главное было — сесть на лавку, уставя глаза в пол, и думать о чем-либо своем, не забывая держать на роже полнейшее раскаяние. Тогда жена успокаивалась быстрее, чем если бы ей перечить или даже с ней соглашаться.

Очевидно, Федора ревела по иному образцу — часто и коротко. Утерев рукавом глаза, а подолом, без лишнего стеснения, нос, она запричитала так, как полагается, когда девку замуж выдают или богатого человека хоронят.

— И куда только мои глазыньки смотрели! И что ж сразу горюшка-то твоего не разглядела! — издалека завела она. — Да гнать его нужно было в тычки, поганой метлой со двора выкинуть да и след замести! Да чем же это мы перед Богом провинились, что он нам того Короба на шею посадил! Ой, родная ты моя матушка, встань из могилки, открой оченьки, погляди, как твое чадо любезное мается!..

Стенька догадался, что Федора была из тех баб, которых приглашают выть на свадьбы и на похороны.

— Да будет тебе! — оборвал он. — Я человек безденежный, мне такая мастерица-плачея не по карману. Ты прямо говори — что за Короб? Чем он тебе не угодил?

Тут оконный ставень малость отодвинулся, в шалаш хлынул свет, а в свете возникло удивленное лицо.

— Чем это вы тут занимаетесь?! Аль хороните кого?!

И точно — Федорины пронзительные причитания даже на шумном торгу должны были перекрыть общий гул и удивить честной народ. А хозяин шалаша и подавно изумился — уж чего-чего, а такого услышать не ожидал.

— Сказку отбираю! — выкрикнул Стенька.

— Хороша сказка! Вы там потише! Не то как раз стрелецкий караул прибежит!

С тем голова исчезла, а ставень задвинулся. В шалаше опять сделалось темно.

— Стало быть, кто тебя с мужем обидел? — сердито спросил бабу Стенька.

— Посадский человек Короб, батюшка мой! А как он с мужем знакомство свел — не спрашивай! Приводит его как-то муж и говорит — погорел Короб-то, все добро пропало, родня у него не здесь, а во Пскове, ему и податься некуда! И лавка пропала, и товар пропал! И буду, мол, просить боярина, чтобы Короба взял — он за конями ходить ловок. И как боярин того Короба принял, так наши беды и начались! Теперь-то я знаю — Короб ему на Артемку-то наговаривал! Короб-то хитрый! Он дворне тайно вина принесет — и холопы за него горой! А Артемушка так-то пробовал — и пить не стали. Мы-то выпьем, говорят, а ты-то боярину доложишь! Сам под батоги ложись, нам недосуг!

Склоки среди боярской дворни Стеньке неохота было разбирать. К тому же ему объяснил положение дел звонарь Кузьма. Состояние между молотом и наковальней было так же естественно для ключника, как наличие двух рук и одной головы.

— Выходит, привел твой муж того Короба, да сам змею на груди и пригрел, — коротко подытожил Стенька. — А как его по имени, по прозванию?

Федора призадумалась.

— А Петром… Или Ивашкой? Или Архипкой?.. Ну, Короб и Короб! Или Ивашкой?..

Стенька понял, что пора переходить к другому вопросу.

— Не говорил ли при тебе твой муж, что ему нужна из дерева резаная медвежья харя?

— Медвежья харя?..

Она переспросила, как бы удивляясь, но Стенька почуял — баба что-то знает.

— Стало быть, нет? Так и запомним. А тот человек, Короб, в медвежьей харе не нуждался?

— Да разве он скоморох, чтобы хари носить?

— Вот то-то и оно! — согласился Стенька. — Если бы скоморох, то было бы понятно. А так совсем непонятно, для чего он почти готовую деревянную харю у деда Савватея Моркова выкрал…

— Ах он аспид! — вскрикнула Федора. — Ах, выблядок!

— Стало быть, ваша харя? — перешел в наступление Стенька. — Стало быть, вы с Артемкой за нее вперед уплатили, а он ту харю у дедовых внуков обманом выманил?!

— Да пропади ты пропадом! — зверски завопила на него Федора и попыталась вскочить на ноги.

При этом она невольно оперлась о стенку из холщовых свитков, стенка поехала и завалила бабу. Стенька успел шарахнуться.

— Да помоги ж ты! — потребовала она, сидя на полу.

Ее ноги были под холщовыми и крашенинными бревнами, она ворочалась, но теснота не позволяла ей откатиться в сторону.

— Помогу, коли правду скажешь.

Ставень опять приоткрылся, и хозяин лавки с ужасом уставился на холщовый развал.

— Что же вы, ироды, творите?! Я вас по-доброму впустил, а вы?! — завопил он на весь торг.

— Кого ты, Степаныч, пустил? И что там тебе натворили? — полюбопытствовала прохожая баба и тоже заглянула.

— Вылезайте оттуда, подлые!

— Да постой ты, не ори! Дай до конца договорить! — взмолился Стенька, а Федора от стыда закрылась рукавом и вроде бы опять заревела.

— До какого еще конца? Этак ты мне и весь шалаш обрушишь! Вылезайте, не то стрельцов крикну! Они-то вас вытащат!

Пришлось не только самому выбираться из шалаша, но и высвобождать из-под холстов Федору.

Оказавшись на торгу, она первым делом попыталась сбежать. Но толпа, собравшаяся на шум, была плотна, да и Стенька не зевал. Он был навычен хватать воришек, а те куда как ловчее Артемкиной женки. И потому земский ярыжка ухватил ее за плечо, потом — за руку, и поволок, ругая на все лады, как муж — загулявшую жену. Толпа уважительно расступалась — понимали, что баба нагрешила и ждет ее скорая расправа.

Стенька высматривал местечко между двумя шалашами, куда можно было пихнуть Федору и собой загородить ей выход. Местечко нашлось, и тут уж он взялся за бабу всерьез.

— Вам, дурам, на пытке одно послабление — вениками горящими не палят! — начал он уже не ласково, как в шалаше, а злобно. — А стегают палачи так, что с первого же удара в беспамятство впадешь! А очнешься — вновь на дыбе повиснешь, и руки тебе из суставов выдернут, месяц потом шевельнуться не сможешь! А ну, говори живо, на кой вам с Артемкой медвежья харя понадобилась!

— Это он выдумал, с него спрашивай! — взвизгнула перепуганная Федора. — Я-то тут при чем?!

— Что выдумал?! Ты не изворачивайся, змеища! Что он выдумал?! На кой ляд ему та харя?! Ведь он за нее и деньги вперед уплатил!