Профессор со вздохом встал, взял меч у Розы и положил на подоконник.

— Я починю.

Девочка тут же просияла и умчалась вприпрыжку, словно и не ревела минуту назад. Проф лишь покачал головой, а затем сел на своё место.

— Так, о чём это я, — пробормотал ученный, приложив пальцы к гудевшим от недосыпа вискам. — Да, устройство памяти и нейросеть.

Он только настроился на Нобелевскую премию, как снова раздался детский плач, на этот раз за окном и для разнообразия смешанный с до боли знакомым звуком, который проф никак не мог вспомнить. Так известные слова крутятся на языке, но не получается их сказать.

— Что опять случилось, Роза? — встал он с места и высунулся из окна. А когда увидел источник беспокойства, то тихо выругался по-русски, причём хорошо, что ребёнок не знал земных языков.

А волшебница стояла около своего окна с роботом-пылесосом и рыдала.

— Он заболее-е-ел! — девочка сразу же показала пальцем на дисковидный прибор, моргающий всеми лампочками и извещающий громким пимском об ошибке.

— А что ты хотела с ним сделать?

Роза подняла над головой тряпичную куклу-рыцаршу.

— Чтоб он поляну почистил, а то Принцесса испачкается. Я вынесла его, а он заболел. Отравился. Он умрёт?

Роза не дождалась ответа и снова заревела.

Проф устало протёр руками лицо. Придётся идти и выручать эту прелесть из конфликта с более продвинутой цивилизацией. Он провёл рукой по воздуху и отдал команду «Сохранить», а потом спустился на первый этаж, и подошёл к двери. В тот самый момент, когда он потянулся к дверной ручке, раздался звон колокольчика — кто-то дёргал шнурок снаружи.

Глушков открыл. На крыльце стояла девушка-подросток в простеньком платье и держала в руках тряпичный свёрток в два раза меньше спичечного коробка, запечатанный сургучом. Такие обычно соколиной почтой посылают, чтоб птицам было не тяжело в полёте. Да и на сером платье, на груди, у посыльной имелось выжженный на ткани знак городской соколятни.

— Господин, — сделав небольшой поклон, начала она, — не могли бы вы известить магистра да’Глуш, что у меня нотици́ас энелла́ дель а́лкон?

— Я да’Глуш, — ответил профессор, вспоминая перевод фразы. Вроде бы, «новости на соколином крыле». Интересная идиома.

— Простите, но говорят, он настоящий архимаг пришлых. У него глаза пылают небесным светом. У него алая мантия магистра. А ещё он восследает на троне из молний и света.

— И кто же тогда я?

Вопрос застал девушку-посыльную врасплох. Она секунду молчала, а после повела плечами.

— Не знаю.

Профессор поджал губы и протянул руку:

— Я адъютант архимага пришлых. Я передам ему.

Девочка вручила записку, но так и осталась стоять с протянутой ладошкой.

— Ясно. Чаевые, — пробубнил проф на родном и могучем, порылся в кармане и сунул в подставленную ладонь первую попавшуюся монету. Оказалась серебряная. Посыльная сразу же расплылась в улыбке и радостная умчалась, так как награда явно превышала среднюю по стране.

Профессор проводил быстро убежавшую посыльную и торопливо подошёл к Розе. Та продолжала рыдать, стоя посередине детского дворика. И непонятно, над чем именно лила горючие слёзы, то ли ей жалко забившийся робот-пылесос, то ли потому, что не смогла навести чистоту перед небольшим деревянным замком, сколоченным из берёзовых брёвен под наставлением архивариуса Круга. Крепость, имевшая высоту в рост взрослого человека, была даже обнесена игрушечным частоколом, похожим на оградку палисадника. После того как хозяину усадьбы угодили бутылочкой хорошего вина, и тот разрешил столь масштабный проект на его земле, Констанция наняла двух работниц, которые за один день возвели нехитрое сооружение.

Глушков сел перед надувшей губки девочкой и взял за плечи.

— Он просто устал. Я его возьму с собой и починю.

— Я его отравила, — хныкал ребятёнок.

— Роза, это не живое существо, а сложный механизм. Я его почищу, смажу и напитаю магией молний.

— Правда? — спросила девчушка и потёрла кулаком зарёванные глаза.

— Правда.

Профессор встал и направился к дому. А ещё он увидел, как на него из окна смотрит Констанция. Глушков улыбнулся и кинул ей в знак приветствия, а в доме поднялся к себе. Там он подбросил на ладони свёрток, а затем осторожно разрезал край перочинным ножом. Внутри оказался титановый футляр с картой памяти.

Глушков хмыкнул и сел за своё место. Такое послание однозначно от соотечественников, ибо местные не умели в цифровые технологии.

Допив давно остывший кофе, который обнаружился в кружке на столе, проф вставил устройство в ноут. Там обнаружился файл с пометкой: «Дело жизни и смерти».

После запуска на мониторе возникла физиономия генерала, сидевшего где-то в полутёмном помещении и швыркающего из большой кружки горячий отвар.

— Здравствуй, дорогой Артём Виталич…

— Я, вообще-то, Васильевич, — пробурчал профессор, продолжая глядеть запись.

— …дошли слухи, что ты на короткой ноге с шишкой из инквизиции…

— Ага, чуть не сожгли, хорошее знакомство, — снова вставил Глушков словечко в монолог Петра Алексеевича.

— …нам очень нужно, чтобы ты к ней подкатил и выпросил маленькое такое разрешение на пользование абискойнами и небольшой культ. Там текстовый файлик с именами богов. Они сложные, хрен вышепчешь…

— Ага, — опять забормотал Глушков, — легче прийти к президенту с пулемётом и попросить ядерное оружие. Я не псих, чтоб инквизицию штурмовать.

— … и, проф, — продолжил самозабвенно ставить задачу генерал, — мне пофиг, как ты это сделаешь, потому что, если не сделаешь, мы все подохнем, а ты никогда не вернёшься домой.

Профессор нахмурился. Несмотря на шутливый тон начальника баз, тот говорил очень серьёзные вещи. Словно в подтверждение мыслей генеральская физиономия сменилась кадрами какой-то бойки, чудовищ и тушей громадного младенца. На экране завертелась чехарда из исковерканных трупов, заживо горящих и орущих созданий неопознанного вида, месива из костей, потрохов и мяса. Ком подкатил к горлу. Хотелось бы думать, что это какой-то фильм, и всё увиденное — очень реалистичные спецэффекты, но мелькающая в кадре молоденькая рыцарша, Клэр, кажется, рубящая и расстреливающая созданий, а затем стреляющие из пушки и отчаянно матерящиеся солдатки, вещали об обратном. Всё это взаправду.

В этот момент кто-то напал на оператора камеры, изображение завертелось, послышались совсем уж грязная брань, звон клинков и удары меча по сырому мясу. Камера выпала из рук, и теперь стала видна размахивающая двуручным мечом женщина. Она ловко снесла голову какому-то жирному мутанту, с шумом утёрла нос и наклонилась за камерой.

«Ве ал`аби́смо, седро́е го́рдо», — раздался недовольный возглас, на местном диалекте это звучало примерно как: «Иди в бездну, свинота жирная».