свете заходящего солнца девушка ставит подсолнухи в терракотовую вазу. Она замечает оператора с камерой, морщится, надувает губы, встряхивает волосами и исчезает. Аи опускает в кипяток чайный пакетик, вытаскивает его, потом снова опускает…

– Честное слово, они, кажется, были бы счастливее, если бы я окончила двухгодичные курсы визажистов в каком-нибудь женском колледже, вышла замуж за стоматолога и произвела на свет выводок младенцев. Музыка. Ты питаешься ею, но и она питается тобой.

Я жую месиво из жареной картошки.

– Ну, по сравнению с семейством Миякэ твоя семья – просто фон Триппы из «Звуков музыки»[204].

Аи крутит пакетик в чашке.

– Фон Траппы.

У нашего столика возникает девчушка лет пяти и смотрит на Аи:

– Как малыши попадают в мамины животики?

– Их приносят аисты, – говорит Аи.

Девочка с сомнением смотрит на нее:

– А где аисты их берут?

– В Париже, – говорю я, и Аи наконец улыбается.

На лестнице появляется отец девочки с подносом еды в ярких обертках, и она убегает. Судя по всему, он хороший отец.

Аи смотрит на меня. Я представляю, каким ее лицо будет в глубокой старости и каким оно было в раннем детстве. Так долго я еще никому не смотрел в глаза с тех самых пор, как мы с Андзю играли в гляделки. Будь это в фильме, а не в «Макдональдсе», мы бы поцеловались. Но то, что происходит сейчас, сближает нас еще больше. Преданность, горе, хорошие новости, плохие дни.

– О’кей, – наконец произношу я.

Аи не спрашивает: «Что о’кей?» Сцарапывает квадратик на скретч-карте «Мактериякибургер».

– Ой, я выиграла робота-трансформера и «хеппи-мил» с индюшатиной. Это хорошая примета. А можно я куплю тебе в подарок новую бейсболку?

– Эту мне подарила Андзю, – отвечаю я, прежде чем успеваю передумать.

Аи недоуменно морщит лоб:

– Кто-кто?

– Моя сестра-двойняшка.

Аи недоумевает еще больше:

– Ты же говорил, что ты – единственный ребенок.

Отступать поздно.

– Я солгал. Только один раз. И хочу это исправить. Вообще-то, я много чего хочу тебе рассказать. Со мной связался мой дед – между прочим, из-за объявления, которое ты посоветовала, – а потом явились моя мачеха и сводная сестра. Правда, было больше похоже на засаду, чем на встречу. А еще я понял, что поиски того, кто явно не хочет меня видеть, хоть он мне и отец, принесут одни разочарования, поэтому я бросил это… Что с тобой?

Аи в изнеможении вздыхает:

– Миякэ, ты в своем репертуаре!

Я пытаюсь понять:

– В каком смысле?

Аи постукивает себе по лбу костяшками пальцев:

– О’кей. Начни с сестры-двойняшки. А потом про мачеху. Вперед.

В «Падающую звезду» я возвращаюсь около полудня, чуть ли не по воздуху, невесомый, как световая волна. Аи в колледже до самого вечера, но зайдет ко мне в капсулу завтра… Среда… Останавливаюсь, вспоминаю, какой сегодня день недели. Думаю об Аи девяносто раз за час. Мы с ней очень смешно прощались в Синдзюку и безнадежно заблудились, потому что я шел за ней, а она – за мной. Сегодня прогулка от станции Кита-Сэндзю доставляет мне удовольствие. Кусты, осенние деревья, малыши с мороженым в прогулочных колясках – сегодня все они скрашивают уродство Токио.

– Доброе утро, Эйдзи-кун, – весело говорит Матико. – От тебя несет сыром.

Она смотрит фильм Бита Такэси, где действие происходит на Окинаве[205].

– Хороший режиссер, но только очень классный актер способен хорошо сыграть плохую роль.

Матико показывает отпускные фотографии и дарит одну, которая мне понравилась: апельсиновая роща на склоне холма, исчезающая за пеленой дождя. Потом начинает расспрашивать меня про «Нерон». У нее особый дар внушать собеседнику, что он ей интересен, – я чуть не рассказываю ей про Аи, но боюсь скатиться в сопливую романтику, да и говорить пока особенно не о чем, поэтому я поднимаюсь к себе в капсулу.

– Эйдзи-кун! Я забыла вам отдать! Сегодня утром принесли.

Я спускаюсь взять пакет – маленький пухлый конверт, меньше просто не бывает. Адресат – господин Фудзин Йода[206] – кто-кто? – проживает в Хакодатэ на Хоккайдо. На лицевой стороне конверта штамп: «АДРЕСАТ НЕИЗВЕСТЕН». На обороте в графе «ОТПРАВИТЕЛЬ» красуется наклейка с моим именем и адресом.

– Что-то не так? – спрашивает Матико.

Вовремя спохватившись, отвечаю:

– Ничего.

И все же что-то не так – я этого письма не отправлял. Захожу в капсулу, и изодранное в клочья кухонное полотенце вытесняет из головы таинственный пакет, – очевидно, Кошка рассердилась на то, что ей пришлось коротать ночь в одиночестве. Хочется верить, что до моих рубашек она все-таки не доберется. Принимаю душ, подбираю с пола лоскуты и наигрываю на гитаре «All You Need Is Love»[207] в версии Хаулин Вулфа[208]. Мне бы падать от усталости, но сна ни в одном глазу. Вспоминаю про загадочное письмо. Вскрываю. Внутри – лазерный диск, обернутый в письмо. Выковыриваю из пластмассовой формочки кубики льда, высыпаю их в стакан, заливаю водой. Люблю слушать, как они шипят и потрескивают, когда начинают таять.

Токио

1 октября

Меня зовут Кодзуэ Ямая. Даже если мой рассказ о последних девяти годах моей жизни покажется вам неправдоподобным или жестоким, умоляю, дочитайте его до конца. У вас в руках мое завещание. Прошу вас стать моим душеприказчиком.

Окончания довольно просты, но любое начало берет начало в том, что началось еще раньше. Пожалуй, я начну с одного вечера в сезон дождей, девять лет назад. В те дни меня звали Макино Матани. Домохозяйка с двухлетним сыном и мужем – владельцем финансовой компании. Недавняя выпускница коммерческого факультета престижного женского колледжа в Кобэ. На Новый год обменивалась поздравительными открытками с подругами по колледжу, которые были замужем за стоматологами, судьями и государственными служащими. Шла обычная жизнь. Наступил сезон дождей. Я отчетливо помню последние мгновения: сынишка играл с пластмассовым паровозиком, а я оттирала душевую кабину от плесени, которая всегда появляется в сезон дождей. В новостях по телевизору говорили о наводнениях и оползнях в западной Японии.

Раздался звонок. Я приоткрыла дверь, на нее тут же навалились трое и сорвали цепочку, которой муж приучил меня пользоваться. Потребовали, чтобы я сказала, где скрывается мой муж. Я потребовала, чтобы они представились. Тогда один из них ударил меня по лицу с такой силой, что выбил зуб.

– Мы – судебные исполнители по делу твоего мужа, – прорычал он, – и вопросы задаем мы!

Двое обыскивали дом, а третий смотрел, как я успокаивала плачущего сына, и грозил искалечить ребенка, если я не скажу, где муж.