– Да еще и ваша беременность…

Лиля зло сверкнула глазами.

– Ваше величество, я еще раз повторюсь. Мы были пьяны. И вряд ли что-то получилось. А ребенок этот – от Джерисона. И я в этом где хотите поклянусь…

– Верю, – отозвался Эдоард после небольшой паузы.

Вообще-то он не верил, но… есть в этом какая-то жестокая ирония равновесия. Да и… троих своих внуков он уже приговорил. Должен же быть предел, тем более что опасности этот внук и не представляет. Как сын графа Иртона – он законный. Как бастард – вообще без всяких прав. И что выберет его мать?

Она ведь далеко не дура…

Лиля посмотрела на Ганца.

– Вы доложили королю о моей беременности.

Ганц пожал плечами. Он был откровенно доволен собой.

Честно говоря, копать под Фалионов он начал с признания Йерби. Но подозрения-то были, а с доказательствами – швах. Фалионы были умнее Ивельенов.

Да и маркиз Фалион откровенно крутился вокруг его подопечной. Ганцу приходилось прилагать уйму усилий, чтобы скрывать некоторые факты от его слишком внимательных глаз.

Совместные поездки, прогулки, ухаживания… все было невинно! Со стороны Лилиан Иртон – абсолютно невинно! Это видел Ганц, и это видел Фалион. Но и объяснить, как это выглядит в глазах света, у Ганца язык не поворачивался.

Если бы он не крутился ужом, то пресекая сплетни, то заставляя сплетников говорить совсем иное, – большая часть придворных поклялась бы, что Лилиан и Александр любовники. Ибо таких вольностей чужим людям не позволяют.

Лиля этого не замечала, но Фалион-то все понимал. И словно бы издевался над лэйром.

Близок локоток, да не укусишь.

Потребовалось много времени, чтобы осторожно подцепить новые ниточки, и получилась печальная картина. Фалионы и Ивельены. В случае удачи заговора Александр женился бы на Сэсси.

Что стало бы с его прежней женой? А нелюбимые и неугодные жены и раньше умирали. Она была жива, пока это было выгодно Фалиону. В случае ее смерти на него, как завидного жениха, началась бы охота, что создало бы ему массу неудобств.

Ганц одно время подозревал графиню, но изменил свое мнение. Просто каких-то вещей дочь купца не могла знать по своему положению, происхождению, воспитанию…

Все что мог – он сделал. Предостерег Лилиан и нанес свой удар.

Ганц постарался, чтобы новости были донесены до Фалиона в нужной ему манере. Спровоцировал герцога на удар – и получил свое.

Риска для короля не было – королевский кабинет имел потайной выход, и наверняка не один. Заговорщики отвлеклись бы на Лилиан, а король и принц могли бы ускользнуть.

Рисковали?

Будешь тут рисковать. Чтобы выжить, чтобы выполоть последнюю ядовитую траву. Но с королевской семьей все ясно. Они боролись за свой трон, свою власть, даже за девочек-принцесс…

А она, Лилиан?

А ей тут сейчас делать нечего, чтобы не возникло ненужных вопросов. Откуда у графини ножи, почему она не волновалась, что было между ней и Александром Фалионом – и так далее. Потом они с Ганцем придумают, что отвечать и как говорить. Потом.

Главное – теперь она может доверять ему еще больше. Не до конца, нет. Но очень и очень многое. Она ведь для него своя, а своих не выдают.

Лиля развернулась и направилась к выходу.

Больно. Больно осознавать, что прекрасных принцев не существует. Зато циничные сотрудники спецслужб способны на героизм, защищая свое. А принцев нет…

Эдоард наблюдал за ее уходом. И столько тоски было в этих опустившихся женских плечах, столько грусти…

Ганц не мог броситься за ней следом, не мог ничего сказать, не мог…

Служба.

Все-таки ему повезло с графиней! Если бы ему еще так же повезло с будущей женой!

Лиля и сама не знала, как добрела до кареты.

Голова болела, тошнило, ноги подкашивались…

Сегодня она уцелела лишь чудом. Ладно, сегодня она уцелела с помощью лэйра Ганца. Но Фалион… Мужчина, которому она настолько доверилась, что даже хотела…

Первый раз ее вывернуло наизнанку в коридоре. Лиля тяжело опустилась на колени. Как хорошо, что поблизости никого нет, сейчас она чуть-чуть отлежится, встанет, пойдет дальше, придет в себя.

Больно? Переживет. Не в первый раз.

Предали? Да, настолько жестоко предали и подставили впервые. Но… а что она хотела? Повелась на красоту? Золото, дворцы, принцы и герцоги, графы и маркизы, титулы и благородство…

Дура! Трижды, четырежды дура!

Там, где дворцы, – всегда смерть, грязь, кровь, яд… Или она думала, что сможет не замараться?

«Ты заигралась, девочка. Иртон был твоим местом. Столица – нет. Ты мечтала о многом, а что получилось?»

Больно. Очень больно.

«Ничего, я сильная, я справлюсь, я в очередной раз смогу убедить себя, что все правильно. Я сделаю вид, что все просто замечательно…»

Больно. В груди хрипели непролитые слезы.

«За что?!»

«А не за что? Ты выживала. Но забыла, что живешь среди людей. И послужила катализатором множества процессов. На твоей совести и кровь, и смерти – и ты надеялась легко отделаться? Не стоило забывать про законы равновесия».

Лиля кое-как вытерла рот платком, поднялась…

В карете ее стошнило еще раз. И не было рядом Фалиона…

«Александр! За что?! Почему все так случилось? Я не понимаю, чего тебе не хватало! Не понимаю!!! Ты ведь не подделывал чувства рядом со мной, ты был искренен. Так почему же…»

Лиля просто не знала, что там, где дело касается славы, власти, денег, меркнут любые чувства. Не у всех, нет. Но Фалион был как раз из таких людей.

Графиня Иртон сидела в карете и смотрела в никуда. По щекам ее катились слезы, и она не вытирала их. Слишком больно. Слишком тошно.

Дома ее встретили слуги.

Ужаснулась Марта, принялась хлопотать Лория, затрещали горничные – и Лиля послушно подчинялась их рукам. Выпила что-то теплое, улеглась в кровать и подумала, что будет до утра лежать без сна. Куда уж тут после таких развлечений!

И провалилась в тягостное состояние между сном и дремой.

А Ганцу Тримейну было не до отдыха.

Ему вот теперь пару месяцев разбираться с остатками заговорщиков. Хотя все и очень удачно получилось. Цели достигнуты, все задуманное выполнено, да и его величество доволен.

Да, с одной стороны, он подверг опасности жизнь монарха. С другой же… сильной опасности и не было. Эдоард в любой момент мог покинуть кабинет через потайной ход. А вот последних героев отловить надо было. Плохо другое…

Ганц вспоминал потерянное лицо Лилиан, ее опущенные плечи – и от тоски заныло в груди. Ныло, тосковало, не давало жить спокойно. И все свое недовольство он вбросил в работу. Чтобы уже с утра отчитаться по полной программе перед его величеством.