Ехала осторожно. Когда начались явно обработанные поля (это определялось легко – кончились деревья и кусты), стала вертеть головой еще внимательнее, хотя то, что поля явно этим летом никто не косил и не пахал и сейчас на них вымахала травища по пояс, не слишком воодушевляло. Но с другой стороны, лес густой, заросший и неприветливый надоел уже за прошедшее время, да и катить по дороге было не в пример легче, чем по заросшей кустами тропинке.

Сюка внезапно залаяла тонко, визгливо и злобно, захлебываясь лаем.

Ирка тормознула, потянулась за ружьем, потом передумала и просто развернулась – чтоб, если что, тут же газануть. Стала смотреть через плечо и наконец заметила одинокую человеческую фигуру, медленно шкандыбавшую по дороге метрах в ста. Успокоилась было, потому как одинокая мертвечиха явно не представляла никакой угрозы. Но тут собачонка просто закатила истерику, и мотоциклистка решила все же отъехать подальше.

Она панически газанула, когда сбоку из невысоких кустов, которыми заросла придорожная канава, на нее стремительно выскочило что-то серо-зеленое, резкое, внезапно увеличившееся в размере. Сюка заверещала, мотоцикл взревел, выдав тяжелый густой шлейф белого дыма, и прыгнул вперед, вроде бы даже привстав на дыбы. Ирка с трудом удержала в руках руль и чесанула не разбирая дороги. Пару секунд спиной ощущала близость враждебной пакости, потом то ли шестое чувство подсказало, то ли Сюка за спиной перестала визжать. Маханув метров на сто, Ириха осмелилась оглянуться. Сзади близко никого не было. Поодаль что-то виднелось, и любопытство победило. Сбавив ход, Ирина присмотрелась. Полуголый, явно человеческий, но грязный и вымазанный в чем-то кроме глины зелено-серый силуэт медленно опустился на четвереньки и ушел обратно в канаву. Ирка перевела дух и постаралась уехать как можно дальше. Ну его к черту, Валдай. Решила, раз уж забралась так далеко, все же попытаться выехать на шоссе. Ну чтобы все же небездарно убить день. Обратно дорога наверняка будет короче.

Дала собачонке немного вкусностей, как-никак своим визгом сильно выручила брехолайка. А упырь, наверное, жрал всякую мелочь в канаве, там были небольшие лужи с зеленой тиной – лягушки должны быть, головастики. Ирина его не видела до последней секунды, когда уже кинулся, заметила.

Опять вперлась в болото. Повертелась по тропинкам (а они тут были очень негустыми, прямо можно сказать), наконец выскочила на раздолбанную и расквашенную, но определенно дорогу. Судя по громадным колеям и разгромленности окружающего пейзажа, тут вырубили и вывезли лес совсем недавно. В прошлом году, наверное. Даже обычные для таких голых мест (с кучами веток и торчащими пнями) маленькие елочки не успели появиться, земля была лысая и замусоренная.

Мотоцикл уверенно урчал, проскакивая громадные лужи и бодро удерживаясь на гребне между колей, промятых в земле колесищами тяжело груженных лесовозов. Ирка приободрилась, по ее расчетам, еще полчаса-час и она выберется к трассе. А дороги, где бревна возили, старались все же мимо деревень не вести – больно уж разбивали колесища тягачей что асфальт, что проселок.

С этими мыслями Ирина бойко направила своего коня в очередную лужу. Немного великовата лужа была, но Ира посчитала, что проскочит, что уже приноровилась. Что-то по-крокодильи внезапно рыпнулось под колесами, с хрустом ударило в мотоцикл, остановив его сразу и жестко, отчего у Ирки зубы ляскнули. Ее бросило животом на руль, собачонку выкинуло из корзины, а словно ткнувшийся в стенку мотоцикл медленно, с тошным хрустом стал заваливаться набок, в лужу. Ириха устояла бы на ногах, да не повезло – зацепилась за что-то ботинком и, взвизгнув не хуже Сюки, шлепнулась в воду. Тут же вскочила, хватаясь за кобуру, заозиралась. Взбаламученная лужа успокаивалась, слабое волнение на глазах утихало, только от валявшегося на боку мотоцикла быстро растекалась радужно переливающаяся пленка.

– А чем все же вивисектору, дважды покойному, удавалось держать своих морфов в повиновении? – спрашиваю я у задумавшейся наставницы.

– Это страшная военная тайна, – невесело улыбаясь, отвечает она.

– Вот прямо так?

– А как вы думали? Разумеется, тайна. Большая часть работы лаборатории засекречена по-настоящему. Так что я могу дать вам необходимую информацию только в том случае, если вы подпишетесь принять участие в работе некролаборатории. И никак иначе, не обижайтесь. Тут не моя прихоть.

– Боитесь, что разболтаю? – уточняю я.

– Нет, не в этом дело. Просто есть протокол работы лаборатории. С соответствующими допусками. Работаете с нами – получаете допуск. Нет – тогда только та информация, которую разрешит выдать спецчасть.

– Ну да, ну да. Секретность ради секретности. Прямо совком повеяло. У меня отец должен был принять участие в конкурсе на проектирование ряда зданий в Ханое. А допуска у него не было. Вьетнамцы прислали карты города для привязки проекта к местности и рельефу, а ему карты выдать не могут, они секретные. Ну то-се, времени потеряли прорву, наконец оформили допуск и торжественно выдали карты Ханоя.

Валентина Ивановна смотрит на меня снисходительно и только из вежливости интересуется: в чем соль рассказа?

– Да в том и соль, что карты были американские. Генштаба ЮЭсЭй. С грифом «топ сикрет». Надо полагать, трофейные. Вот такая вот секретность получилась. Чистый совок в худшем смысле этого слова.

– Забавная история. Ваш отец выиграл конкурс?

– Нет. Опоздал со сдачей проекта из-за этих идиотских карт.

– Жаль. Однако вернемся к нашим баранам и морфам. Это не мое требование. Но должна заметить, что я согласна с этим подходом. И так слишком много уже вам понарассказывала.

– Знаете, меня очень беспокоит именно влезание в эти тайны. Тут легко попасть в расход. Посчитают, что слишком много знаешь, и все – пропал бесследно. Ну и зачем мне это? В конце концов, наша охотничья команда и не самая боеспособная, и не самая многочисленная, и вооружена не самым лучшим образом. Сколько таких команд, не считая чисто военных формирований? Да всяко не меньше сотни!

– Двести четырнадцать. Это не считая частей и подразделений гарнизона Кронштадтской ВМБ. Видите, опять вам выдала служебную информацию.

– Премного благодарен. Но так с чего именно нашу группу напрягать?

– По целому ряду причин. Например, вы единственная группа, в которой целый врач действует.

– Ну как-то оно звучит настораживающе – «целый врач». Мне как-то не хотелось бы становиться нецелым. Фрагментированным. И я видел, как оно бывает. Когда с грязными перчатками расстаются.

– Вы про своего недавнего сослуживца, капитана Ремера, и его напарника Копылова?

– Опа! А вы что о них знаете?

– Довольно много. Возможно, больше вас.

– Но… откуда?!

– Видите ли, это опять же информация не для широкого круга лиц. Но, разумеется, мы должны были навести справки о тех, кто уж совсем рядом с нами крутится. Да я, признаться, и о вас беспокоилась. Вы человек добродушный, растяпистый, наивный. Почему бы и не подстраховать, если есть такая возможность? Так вот, касаемо грязных перчаток… Так поступают либо с одноразовым материалом, который больше не пригодится никогда, либо сдуру. Вот, например, с Ремером так поступили сдуру, если вас это интересует. Ценный человеческий материал выкинули только по глупости. А уж вас и тем более списывать нет резона. После операции что выкидывают? Одноразовые перчатки, грязные тампоны и салфетки. А большой ампутационный нож или даже зажимы Кохера. Их заботливо отмывают и стерилизуют. Так?