— Да, знаю! — простонал я. — Завещание. Это ты уже сказал.

— Нет, тут написано «Завещание». Это заголовок. Так читать мне или нет?

— Пожалуйста! — Если когда-нибудь хоть какое-то слово прозвучало так, словно говорящий бросается на колени, то это было мое «пожалуйста».

Гомунколосс откашлялся.

— Завещание, — прочел он.

— Могу лишь надеяться, что первый, кто это прочтет, не окажется Фистомефелем Смайком. Если же такое случится, то позволь сказать тебе, Фистомефель, что ты отъявленный каналья и что я тебя проклинаю! Проклинаю на веки вечные, и пусть моя призрачная моча поливает твою могилу до того дня, когда эта планета не рухнет наконец на солнце!

Если же тебя, читатель, зовут не Фистомефель Смайк, то узнай мою печальную историю. Когда Фистомефель Смайк, к несчастью, мой никчемный племянник, отпрыск нашей опустившейся семьи, однажды постучался в мою дверь (вероятно, сбежав от кредиторов или сил правопорядка), я и не догадывался, какие черные пропасти таятся в его душе. Как и многие другие, я поддался его природному обаянию. Я открыл ему дверь, оказал гостеприимство и вскоре стал относиться как к собственному сыну. Я разделил с ним все: дом, пищу, но лишь одно утаил, а именно: тайну библиотеки Смайков. Поколение за поколением моя семья ее обогащала, и я был первым в этой цепочке, кто решил не использовать эту чудовищную собственность для приумножения власти, а попросту забыть о ней.

Ведь, как уже, вероятно, стало ясно по моей стати, я — белая овца в нашем толстопузом семействе. Добро и зло есть во всех семьях, но, к сожалению, история моей семьи свидетельствует о том, что в нашем роду преобладают малоприятные черты характера.

В отличие от большинства Смайков я склонен к аскетизму, наделен творческой жилкой и чураюсь любой власти, и потому следует признать, что наследие Смайков попало не в те руки. Вступая во владение им, я решил, что во всяком случае на срок моей жизни библиотека не станет служить зловещим да и вообще никаким целям. Я даже подумывал о том, чтобы ее поджечь, но не смог собраться с духом. Лишь изредка я посещал ее, чтобы почитать какую-нибудь книгу.

Многие сочтут страшным, что, имея такой источник власти, я пожелал провести свою жизнь за созданием шедевров, которые не увидит никто, и многие скажут, что это граничит с безумием. Что ж, по законам моей морали, безумием было бы подчинять судьбу других существ моей собственной воле. Пусть другие решают, чьи принципы более верны.

Вероятно, Фистомефель однажды проник в мою тайну. Сегодня я уверен, что он следил за мной на каждом шагу и так прознал про библиотеку. Приведя его туда, я сам подписал себе смертный приговор. Фистомефель одурманил меня отравленной книгой и утащил в катакомбы. Боюсь, я лишь первый из череды несчастных, кто стал на пути его демонической мечты о власти.

Мои силы на исходе. Раз за разом я терпел неудачу, пытаясь совладать с коварным механизмом лабиринта, который защищает библиотеку со стороны катакомб, а иного пути назад нет. Мне остается только одно: лишить Фистомефеля Смайка наследства и разоблачить его как моего убийцу. Пусть библиотека Смайков достанется тому, кто найдет это завещание и предаст его огласке. Могу лишь надеяться, что он будет чист сердцем.

Хагоб Салдалдиан, белая овца семейства Смайков.

— Невероятно! — воскликнул я, когда Гомунколосс закончил чтение. — Теперь мы уничтожим Смайка! И сделаем это юридическим путем! Когда мы обнародуем завещание, ему конец! Убийца! Лжец! Он украл библиотеку. Такой документ не оспоришь. Никто его не мог бы подделать, ведь Хагоб единственный, кто владел этим искусством.

Гомунколосс все еще рассматривал ресницу.

— Ты можешь вступить во владение наследством, ведь ты первый, кто это прочел! — восторженно продолжал я. — Я свидетель! Смайка лишат почета и привилегий. Все обратятся против него. Ему еще повезет, если его просто сошлют в кристальные копи в ущелье Демоновой Устрицы или на тюремные фабрики Железного Города.

— И ты считаешь, это достаточное наказание за то, что он сделал? — спросил Гомунколосс. — И за то, что еще планирует?

— Справедливых наказаний не существует, — возразил я. — Но я готов удовлетвориться.

— И кому в Книгороде ты собираешься показать завещание? Кому ты можешь доверять? Кто не на содержании у Смайка?

От этого довода мое воодушевление развеялось. Мы долго смотрели друг на друга.

— Может, попробуете показать нам? — произнес вдруг дрожащий голосок. — Хотя мы проявили себя не с лучшей стороны.

Вздрогнув от неожиданности, мы обернулись на вход в пещерку.

Там стояли эйдеит Хахмед бен Кибитцер и ужаска Инацея Анацаци. Букинисты, выгнавшие меня из своих магазинов.

Они походили на перепуганных детей: жались на почтительном расстоянии и дрожали всем телом. Страх, который внушал им Гомунколосс, можно было практически пощупать руками.

— Ты проиграл, Кибитцер, — надломленно сказала ужаска.

— Верно, — отозвался эйдеит, и его слова прозвучали еще более безжизненно. — Никогда не верил, что пророчества ужасок могут быть такими точными.

Тут они обнялись и разом лишились чувств.

Я посоветовал Гомунколоссу, остаться в пещере с мумией Хагоба Салдалдиана Смайка, чтобы парочка снова не потеряла сознание, едва очнется. Вскоре они пришли в себя. Я посадил их спиной к спине и помахал над ними плащом.

— Ах ты, батюшки, — прохрипел Кибитцер. — Такого со мной еще не бывало. Я совсем другим его себе представлял.

— И я тоже, — застонала Инацея. — В жизни не видела такой образины.

А я подумал: интересно, когда в последний раз сама ужаска смотрелась в зеркало.

— Когда привыкнешь к его необычному облику, он не так уж ужасен, — прошептал я, хотя прекрасно знал, что благодаря своему феноменальному слуху наверняка Гомунколосс нас подслушивает и даже разбирает по губам слова. — Он даже по-своему красив, если приглядеться.

— Нам не хотелось его обижать, — сказал Кибитцер.

— Нет, нет, ни в коем случае, — добавила ужаска. — Собственно говоря, мы пришли, чтобы сделать как раз обратное.

— Что вам тут нужно? — спросил я.

— Для этого придется сперва кое-что объяснить, — ответил Кибитцер. — Если позволишь.

— Мы уверены, — вставила ужаска, — что можем пролить свет на кое-какие подробности, которые тебе, наверное, пока неясны.

— Весьма любопытно, — подстегнул я.

— А чтобы тебе стало понятней, в каком затруднительным положении мы оказались, — сказал Кибитцер, — мне нужно вернуться к тому времени, когда ты еще не объявился в Книгороде…