Тави слегка нахмурился:

— Сознательные ошибки?

Китаи кивнула:

— Когда кто-то из вас говорит то, чего нет. Говорящий ошибается, но создается впечатление, будто он это делает специально.

Тави подумал секунду и понял:

— Ты говоришь о лжи?

Китаи недоуменно заморгала:

— Что лежит? Где лежит?

— Нет, нет, — поправил ее Тави. — Это такое слово. Когда ты сознательно говоришь неправду, чтобы заставить другого думать, будто это правда.

— Лежать — значит… отдыхать. Спать. Иногда имеется в виду спаривание.

— И еще ложь означает, что человек говорит то, чего нет, — сказал Тави.

— Но почему вы используете одно и то же слово для разных вещей? Это смешно.

— У нас есть много таких слов, — сказал Тави. — Они могут значить больше, чем что-то одно.

— Но это глупо, — заявила Китаи. — Людям и так непросто понять друг друга, а вы еще все усложняете словами, которые означают разные вещи.

— Ты права, — согласился Тави. — Называй это обманом. Любой алеранец это поймет.

— Ты хочешь сказать, что так поступают все алеранцы? — спросила Китаи. — Говорят то, чего нет? Говорят обманами.

— Большинство из нас.

Китаи едва слышно презрительно вздохнула:

— Слезы Единственного, зачем? Разве мир не достаточно опасен и без этого?

— А твой народ никогда не лж… не говорит обманами? — спросил Тави.

— А зачем?

— Ну, иногда алеранцы говорят обманами, чтобы защитить чьи-то чувства.

Китаи покачала головой:

— Если сказать то, чего нет, оно не появится, — заявила она.

Тави едва заметно улыбнулся:

— Конечно. Наверное, мы надеемся, что до этого не дойдет.

Глаза Китаи сузились.

— Значит, ваши люди говорят обманами даже с собой. — Она тряхнула головой. — Безумие. — Китаи провела теплыми пальцами по краю его уха.

— Китаи, ты помнишь, как мы взбирались по веревке в долине Воскового леса? — едва слышно спросил Тави.

Она содрогнулась, но не отвела глаз и кивнула.

— Между нами кое-что произошло. Ведь так? — Тави и сам не заметил, как поднес свою руку к лицу Китаи, пока не ощутил гладкую кожу ее щеки под своими пальцами. — Твои глаза изменились. Это что-то для тебя значит.

Она долго молчала, а потом, к удивлению Тави, на ее глаза навернулись слезы. Ее рот дрогнул, но она так и не заговорила, а лишь едва заметно кивнула.

— Что произошло? — нежно спросил Тави.

Она сглотнула и покачала головой. Повинуясь импульсу, Тави сказал:

— Так вот что ты имела в виду, когда сказала, что ты стоишь на страже, — сказал он. — Если бы это был гаргант, ты бы стояла на страже гаргантов. А если бы лошадь, ты бы стояла на страже лошадей.

Из ее зеленых глаз капали слезы, но дыхание Китаи оставалась ровным, и она не отводила глаз.

Тави провел пальцами по ее светлым волосам. Они оказались необыкновенно тонкими и мягкими.

— Кланы твоего народа. Волки, лошади, гарганты. Они… каким-то образом объединяются с…

— Да, алеранец, — тихо ответила она. — Наши чала. Наши тотемы.

— Значит… я твой чала.

Она сильно задрожала и издала какой-то тихий звук. А потом ее голова расслабленно опустилась ему на грудь.

Тави, уже ни о чем не думая, обнял ее за плечи и прижал к себе. Его удивило новое ощущение. Никогда еще к нему так не прижималась девушка. Она была теплой и нежной, а аромат ее волос и кожи ошеломлял. Он чувствовал, как быстрее забилось сердце и ускорилось дыхание, его тело реагировало на близость Китаи. Но на другом уровне его охватили совсем другие ощущения. Все происходящее вдруг показалось ему необъяснимо правильным, он должен чувствовать ее тело рядом под своей рукой. Его рука слегка напряглась, одновременно Китаи прижалась к нему немного сильнее и стряхнула безмолвные слезы.

Тави хотел заговорить, но что-то заставило его остановиться. Поэтому он лишь молча обнимал Китаи.

— Я хотела лошадь, алеранец, — едва слышно прошептала она. — Я все спланировала. Я собиралась поехать с сестрой моей матери Хашат. Уйти за горизонт без всякой на то причины — только для того, чтобы посмотреть, что находится дальше. Я бы бегала наперегонки с ветром и бросала бы вызов грому летних бурь, посылая над равнинами клич моего клана.

Тави ждал. Потом он нашел ее левую руку, и их пальцы переплелись, и его вновь охватило ощущение правильности происходящего.

— А потом пришел ты, — тихо сказала она. — Вызвал Скагару перед моим народом у хорто. Осмелился войти в долину Воскового леса. Победил меня на Испытании. Вернулся за мной, рискнул своей жизнью, хотя мог оставить меня умирать. И у тебя такие красивые глаза. — Она подняла свое залитое слезами лицо, и ее глаза вновь нашли глаза Тави. — Я не хотела, чтобы все случилось именно так. Я не выбирала.

Тави не отвел глаз. Пульс на ее шее бился в одном ритме с его сердцем. Они вдыхали и выдыхали одновременно.

— А теперь, — тихо сказал он, — ты здесь. Пытаешься узнать обо мне побольше. И все кажется тебе таким странным.

Она кивнула.

— Никогда прежде ничего подобного не случалось с моим народом, — прошептала она. — Никогда.

И тогда Тави понял ее боль, сомнения ее сердца и страх.

— Здесь нет людей твоего клана, — тихо сказал он. — Среди моего народа нет твоих соплеменников.

И вновь ее глаза наполнились слезами, но голос оставался тихим и ровным.

— Я одна.

Тави смотрел ей в глаза и ощущал страдание под завесой спокойствия. Девушка продолжала дрожать, а его мысли и эмоции сменялись так быстро, что он ничего не успевал обдумать. Но он знал, что Китаи смела, красива и умна и что в основе своей она хорошая. И Тави понял, что ее страдание вызывает у него боль.

Он наклонился вперед, прикоснувшись к ее лицу одной рукой. Они оба дрожали, и он не осмеливался пошевелиться, опасаясь разрушить очарование момента. И на какое-то время исчезло все, остались лишь они двое, бездонная глубина ее зеленых глаз, тепло ее гладкой кожи и его дрожащие в лихорадке пальцы, скользящие по лицу, шее и волосам Китаи.

Прошло время. Ему было все равно сколько. Глаза Китаи превратили время в нечто незначительное, подчиняющееся их нуждам. И момент длился до тех пор, пока не иссяк, и время не смогло возобновить свой ход.

Он посмотрел в глаза Китаи, их лица почти касались друг друга, а потом сказал негромко, но уверенно и твердо:

— Больше ты не одна.

Амара смотрела на пещеру отверженных сквозь увеличивающую линзу плотного воздуха, созданную Циррусом между ее вытянутыми руками.