– Да, Мастер?

Последняя строчка загадки о неизбежности предназначенного мечу!

– Да, Мастер.

Мальчик укоризненно покачал головой:

– Он будет Ннанджи Великим, основателем первой династии. Почти на тысячу лет символом его дома будет сапфировый меч.

Уолли вспомнил, что в тот день, когда он впервые увидел седьмой меч, он подумал, что эти драгоценности достойны короны. Он догадался!

Но тут он встревоженно посмотрел на Полубога.

– Ннанджи никогда не встречал Шонсу, но Вы позволили мне думать, что мне дают то же задание, в котором Шонсу потерпел неудачу. Разве это честно?

Еще одна редкозубая улыбка.

– Я вам не лгал! Вы же знаете, что к словам богов или их оракулов нужно относиться очень осторожно. Целью были не колдуны, не Ннанджи, не Шонсу.., целью всегда была империя. Вот почему я не мог сказать вам! Но вы и сами можете предсказать, в какой хаос повергнут Мир знания колдунов, если империя не возьмет над ними контроль. Внезапная атака Шонсу могла окончиться успехом, догадайся он использовать лошадей, чтобы достигнуть своей цели. Тогда он сделал бы себя королем Вула, потом королем еще чего-нибудь, имея под рукой армию, оснащенную огнестрельным оружием. Вы не были бы включены в игру вовсе, а Ннанджи жил бы и умер в безвестности. И умер рано, потому что он – одна из великих душ и мог бы потребоваться где-нибудь еще. Ваши переговоры с колдунами позволят взять огнестрельное оружие под контроль. Это сократит Эру Тьмы. Ннанджи не смог бы организовать эти переговоры.

– Я не мог бы стать императором, – печально сказал Уолли.

Мальчик внимательно посмотрел на него:

– Нет. Вы не могли бы послать свои легионы в Кво и Дри, как он сейчас сделал. Но для вас это и к лучшему. Вы вернетесь в мир любви рабыни, мистер Смит, – и ваше наслаждение будет достойно небесных чертогов.

Уолли сморгнул. Это было несколько обидно. Неужели единственное, зачем нужна Джия, – это развеивать его печаль?

Опять наступило долгое молчание, во время которого Уолли размышлял и жевал яблоко. Его меланхолия, казалось, больше развлекала, чем раздражала Полубога.

– Вы хорошо поработали. Вы все хорошо поработали – Брота, Томияно. И будете вознаграждены.

– Хонакура?

– Его награда будет грандиозной. Завтра вы проститесь с ним.

Уолли кивнул и не смог ничего сказать.

– Пойдем! – сказал Полубог. – Мое пребывание здесь коротко, а я бы хотел кое-что показать. Мы сможем поговорить по дороге.

Уолли встал и пошел за ним. Он все еще не чувствовал ясности.

– Мастер, – сказал он. – А как же принц? Должен ли он был умереть только для того, чтобы послать мне знак этой заколкой?

– Если ты собираешься судить богов, Уолли Смит, ты должен знать то, что знают боги. Создай Шонсу свою империю, через пятнадцать лет наступил бы кризис, центр его был бы в Кра – это колдовской город к югу от Пло, Сильный союзник, король воинов.., теперь ты понимаешь, кем бы стал Арганари?

– Думаю, да.

– Ему бы не требовалось вставать под защиту Ннанджи, когда колдуны и так были бы на его стороне. Но он был бы основателем династии, поэтому назрел бы новый кризис, позднее.

– Успех? – спросил Уолли, начиная понимать.

– Правильно! Помнишь ли ночь, когда погиб Арганари?

– Ночь свадьбы Ннанджи?

Мальчик улыбнулся и кивнул. С его улыбкой Уолли чувствовал себя несколько комфортнее, чем с хмурой гримасой.

– Тана понесла сына с той ночи. Она не теряла времени. Ннанджи, естественно, тоже! Теперь ты понимаешь, кем был Арганари? Не пытайтесь быть богом, мистер Смит. Вы не можете даже быть императором!

Они пересекли площадь и вступили на широкую улицу. Редкие прохожие почтительно уступали дорогу огромному воину. Мальчика они не замечали.

– Ннанджи будет лучшим императором, чем был бы Шонсу, – заметил Полубог. Он лукаво улыбнулся. – А Тана – лучшей императрицей, чем Доа!

Уолли нахмурился:

– Я все-таки не понимаю, что собой представляет Доа!

– Немудрено! Гении ее масштаба редко приходят в любой мир. – Он усмехнулся капризам смертных. – Забудьте Доа! Она потеряла к вам интерес, и она умеет чувствовать запах истории. Она сейчас на корабле!

– Отправилась в Вул?

– Попытается. Вы никогда больше с ней не увидитесь. – Тон мальчика говорил о том, что вопрос исчерпан.

Доа тоже выполняла свою задачу, подумал Уолли, – она избавляла его от Шонсу. Но быстрый хмурый взгляд маленького Полубога дал ему понять, что мысль эту лучше в слова не облекать.

Теперь он увидел, что они идут к ложе, а у него было еще много вопросов, которые он хотел задать, прежде чем они придут.

– Прав ли Ннанджи, говоря, что воины подчинятся ему?

– Большинство.

– Но что будет с городами, с жителями? Взяв контроль над гарнизонами, он должен будет разрешать их споры, вмешиваться в политику, торговлю, сбор налогов. Финансы превратят сбор в сумасшедший дом коррупции, пошатнется вся экономика Мира. Не думаю, чтобы Ннанджи мог справиться с этими проблемами. Он не сможет, да и не захочет!

– Конечно, нет! – Под взглядом Полубога Уолли покрылся гусиными пупырышками. – Но у него есть Тана, и у него есть Катанджи – черноволосый брат Икондорины! Крепкая армия не тревожит жителей, а для воинов один из них – брат сеньора. Конечно, он негодяй! Он станет богатейшим человеком в Мире, еще не достигнув двадцати. Но он верен Ннанджи, и этим все сказано.

– Катанджи – премьер-министр?

– Канцлер, – сказал мальчик.

Боги хорошо умеют планировать. Задумавшись, Уолли чуть не врезался в лошадь, запряженную в стоящий фургон. Он отдал ей свое яблоко и пошел дальше.

– Значит, Ннанджи получил власть, Тана превратилась в императрицу, а Катанджи будет увеличивать их благосостояние?

– Они, конечно, наделают ошибок, – сказал Полубог, – но Ннанджи быстро учится. Им нужен мудрый советчик, чтобы свести к минимуму их недомыслие.

Сердце Уолли подскочило. Значит ли это…

– Именно так! – Мальчик исчез, обходя группку болтающих женщин, Уолли догнал его. – Вы же не собираетесь провести остаток дней, разбирая пьяные ссоры в Тау, не так ли? Вы были Мерлином при Артуре-Ннанджи. Теперь вы станете Аристотелем, Алквином или Имхотепом – верным другом, советчиком, иногда совестью.

– Станет ли он слушать?

– В большинстве случаев. Не скажу, что это будет легко. Но он понимает, что вы знаете столько, сколько он никогда не сможет узнать, и что он может делать то, чего вы никогда не сможете.