— Все истинные россияне понимают, что победа над врагом в общей битве рука об руку с нашими доблестными союзниками есть то главное, ради чего мы все живем и ради чего помирают россияне на фронтах войны, а в тылу утраивают свои усилия, которые… — Царь запнулся, он всегда путался из-за этих «которые» и сейчас не знал, как окончить эту длинную фразу, и вдруг сердито заключил — Без победы нет у нас будущего… — и, решив уточнить, добавил — Грядущая победа не за горами, и все наши усилия даром не пропадут… — Он помолчал и тихо произнес — Спасибо…

Царь отступил на два шага назад. В это время управляющий Станков сделал шаг вперед, прокашлялся и заговорил округлым рокочущим баском:

— Ваше величество, государь наш! Мы пришли к вам выразить великую любовь и веру в вашу отеческую и государственную мудрость, чтобы сказать вам о нашей беспредельной преданности вам и престолу. С этой любовью и верой мы работаем во имя нашей грядущей победы над коварным врагом. Трудовой люд нашей великой державы с величавым спокойствием встречает все испытания времени, и никакие трудности не согнут нашей воли и веры. С этим твердым заверением мы и пришли в ваш дом. Примите же нашу коленопреклоненную любовь и преданность, а в память о нашей встрече соблаговолите принять от нас символический подарок… — Станков оглянулся назад, и кто-то из депутации передал ему вылитую из чугуна фигурку кузнеца с занесенным над наковальней молотом. Тотчас впереди царя возник начальник личной охраны монарха генерал Спиридович, который взял подарок и, бегло показав его царю, унес и поставил на стол.

— Спасибо… спасибо… — поклонился царь и, выпрямляясь, сказал — Ваши слова запали мне в душу. Замечательные слова. Они тем более трогают меня, что именно на вашу среду мне нередко указывают, что там полно неверных и жаждущих смуты. Теперь я вижу, как далеко это от истины. Со своей стороны, я заверяю вас, что как я, так и мое правительство — мы будем неустанно заботиться о ваших интеросах и благодарно наблюдать ваш честный труд во благо отечества. Спасибо…

Царь сделал отрывистый поклон головой и снова подошел к депутации поближе. Приблизились туда и Хвостов с Глобачевым. Царь пожал руку управляющему Стаикову и попросил представить ему депутацию. Станков начал, показывая рукой на отдельных депутатов, называть их фамилии. Царь кивал представленному, уже смотря на следующего. Депутация стояла в два ряда, и тем, кто стоял во втором ряду, при представлении приходилось высовываться между стоявшими впереди — царь даже улыбнулся, когда один малорослый депутат вдруг вынырнул между плечами впереди стоявших. Когда был представлен последний в шеренге Василий Делов, царь спросил у него:

— Как, милейший, настроение?

В мгновенно сгустившейся тишине послышался веселый голос Делова:

— Лучше всех, ваше величество! — Глаза его так бесовски сверкали, что царь задержал на нем несколько удивленный взгляд и ответил тихо:

— Это приятно слышать… — И, видимо, подогретый бодрым ответом Делова, спросил у стоявшего рядом с ним недавнего крестьянина Ивана Рыбака — Нет ли, милейший, просьбы какой?

Рыбак стушевался, словно съежился весь, закинул взгляд к потолку, потом опустил на царя и произнес глухо:

— Как бы войну одолеть… Царь улыбнулся:

— Я тоже думаю об этом денно и нощно…

С этими словами царь по-военному сдвинул каблуки, еле заметно поклонился, развернулся через левое плечо, приставил ногу и ушел из зала вялыми шагами. Высоченные двери закрылись за ним.

Словно из-под земли перед депутацией возник адъютант, который вел ее сюда, во дворец. Он сделал выразительный жест рукой на дверь и первый направился к ней. Депутация, смешавшись в кучку, пошла за ним.

В коридоре каждому депутату был вручен памятный подарок — нечто завернутое в синюю бумагу и перевязанное розовой ленточкой с бантиком…

Свертки эти были развернуты только в вагоне поезда, в котором депутация возвращалась в Петроград. В каждом свертке была небольшая фотография Николая с его автографом и железные, вороненые карманные часы фирмы «Павел Буре». Сунув фотографии в карманы, депутаты любовались часами:

— Эй, Михаил, сколько на твоих? — весело спросил Дедов.

— На моих что-то много — уже седьмой час пошел…

— А на моих ровно два.

— На моих без пяти три…

— Ну, братцы, что же мы так теперь и будем жить — каждый со своим временем? — весело спросил Делов.

Ехавший вместе с депутацией капитан Гримайлов, услышав этот разговор, достал из кармана свои золотые и, отщелкнув крышку, громко объявил:

— Сейчас точно одиннадцать часов пять минут, всем надо часы завести и поставить на это время…

Не все знали, как сие делается, и на это ушло не меньше получаса, и Гримайлову пришлось еще несколько раз объявлять точное время. Делов попросил его показать свои золотые, спросил:

— Тоже царем даренные?

— Подарок от службы, — сухо ответил Гримайлов и спрятал часы, которые действительно дарены были ему царем как раз за те его успехи при сопровождении царя на встрече с Вильгельмом в норвежских шхерах. — Ну что, сильно переволновались? — спросил он у Делова, вглядываясь в его смуглое цыганское лицо.

— Было дело, — усмехнулся Делов. — Аж коленки щелкали… Кто был поближе и слышал их разговор, засмеялся.

— Чего скалитесь? — оглянулся на них Делов. — Волнение вполне понятное — нешуточное дело: царь с тобой разговаривает.

— А ты ответил ему лихо, царь даже заулыбался, — сказал кто-то.

— Ответил по правде — настроение у меня лучше всех…

— А мне что-то царь меньше ростом показался, — включился в разговор Рыбак, который все еще не мог опомниться после разговора с царем, и ему все вспоминались всякие подробности.

— Сила его не в росте — в скипетре, — уважительно пояснил мастер из столярного цеха Попов, все еще рассматривавший свои часы. — А память нам дадена хорошая — как поглядишь, какой там час, так государя вспомнишь.

— А без часов так и из памяти вон? — весело спросил Делов. Попов не ответил, отвернулся и