Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сиринкс подняла бокал и улыбнулась.
— Пить нам вроде бы не следует. Через семь часов вылетаем.
— И в самом деле, — согласился Джошуа. И чокнулся бокалом. — Ну, за успех, — и пригубили, смакуя удивительный вкус.
— Норфолк — чудная планета, — сказала Сиринкс. — Я собиралась провести там следующее лето.
— И я тоже. Там у меня состоялась замечательная сделка. И… там была девушка.
Она сделала еще глоток.
— Ну не удивительно ли это?
— Ты изменилась. Не такая чопорная.
— А ты не такой безответственный.
— Ну что ж. За золотую середину! — они снова соединили бокалы.
— Как идет ремонт? — спросила Сиринкс.
— По графику. Мы установили новые цистерны. Дахиби вносит изменения в протокол: надо устранить несоответствия в программном обеспечении. Так всегда бывает с новыми устройствами. Производители не успокоятся, пока не внесут новшества в механизмы, и так хорошо работающие. К моменту отправления все будет закончено.
— Похоже, у тебя хорошая команда.
— Лучшая. А как «Энон»?
— Хорошо. Дополнительные фьюзеогенераторы — стандартные. Мы их уж установили.
— Похоже, теперь нам ничто не мешает.
— Да. На ту сторону туманности стоит посмотреть.
— Наверняка, — он помолчал. — Ты нормально себя чувствуешь?
Сиринкс посмотрела на него поверх бокала. Способность читать эмоции адамистов в последние дни у нее значительно повысилась. Порадовало его искреннее беспокойство.
— Сейчас — да. После Перника на какое-то время расклеилась, но врачи и друзья вернули меня в должное состояние.
— Хорошие друзья.
— Лучшие.
— Зачем ты решила лететь?
— Мы с «Эноном» хотим сделать все, что в наших силах. Если это звучит высокопарно, прошу прощения, но я так чувствую.
— Это единственная причина, почему я здесь. Ты знаешь, мы с тобой существа редкие. Много ли найдется людей, встретившихся лицом к лицу с одержимыми и оставшихся в живых? Невольно задумаешься.
— Я знаю, что ты имеешь в виду.
— Никогда еще не был так напуган. Смерть всегда страшна. Большинство людей о ней попросту не думают. Ну а когда понимаешь, что дни твои сочтены, утешаешь себя тем, что жизнь прожита не зря. Должно же быть что-то после смерти, и это бы хорошо, потому что в глубине души убежден, что самого главного в своей жизни ты так и не сделал. С чем-то ты придешь к Судному дню?
— Латон обо всем этом уже думал, вот что меня поражает. Я прочитала последнее его послание. Он и в самом деле верил, что эденистов не запрут в потусторонье. Ни одного человека из миллиарда, сказал он. Почему, Джошуа? Разве мы так уж отличаемся от вас?
— А что об этом думает Согласие?
— У него на этот счет мнение пока не сложилось. Мы стараемся понять природу одержимых и сравнить ее с нашей психологией. Латон говорил, что такой анализ облегчит нам понимание. Кампания по освобождению Мортонриджа должна дать нам новые данные.
— Я не уверен, что это так уж полезно. У каждой эры свой взгляд на эти вещи. Возьмем, к примеру, поведение горшечника из семнадцатого столетия… ясно, что оно будет совершенно отличаться от твоего. Я всегда думал, что у Эшли ужасно старомодные взгляды на многие вещи: вот, хотя бы, он в ужасе оттого, что современные дети пользуются программными стимуляторами.
— У меня на это такие же взгляды.
— Разве запретишь доступ к стимуляторам? В наш век это попросту невозможно. Вы должны обучать общество, втолковывать, объяснять, что приемлемо, а что — нет. Маленький юношеский эксперимент не повредит. В случае излишества необходимо помочь людям с этим справиться. Альтернативой этому является цензура, с которой мировая паутина справится в один миг.
— Это пораженчество. Я не спорю: люди должны знать о последствиях стимуляторов, но если бы вы сделали усилие, адамистская культура избавилась бы от них.
— Знание не может быть уничтожено, оно должно быть поглощено и приспособлено, — он печально смотрел на Юпитер. — Я пытался спорить с Первым адмиралом. Он был не очень-то взволнован.
— Ничего удивительного. То, что мы собираемся в полете использовать антивещество, — секретная информация.
— Дело не в том, — начал Джошуа, затем проворчал: — Похоже, мне не удастся избежать потусторонья. Не думаю, как эденист.
— Нет, это не то. Это просто разница во взглядах. Мы соглашаемся в том, что стимуляторы — зло, но по-разному смотрим на то, как с этим злом справляться, а думаем мы одно и то же. Не понимаю этого.
— Будем надеяться, Спящий Бог покажет нам разницу, — искоса глянул на нее. — Могу я задать личный вопрос?
Она обтерла кромку бокала кончиком указательного пальца и облизала его.
— Спасибо, Джошуа Калверт, у меня есть преданный возлюбленный.
— Э… я хотел спросить, есть ли у тебя дети?
Она покраснела.
— Нет. Пока нет. Зато у моей сестры Помоны целых трое. Вот и не понимаю, чем я все это время занималась.
— Когда у тебя появятся дети, как ты собираешься их поднимать? Я твое капитанство имею в виду. Ты, что же, возьмешь их с собой на борт?
— Нет. Жизнь на корабле — только для взрослых, даже и на борту космоястреба.
— Так как они будут расти?
— Что ты хочешь сказать?
Странный вопрос, особенно от него. Но она видела: его и в самом деле это интересовало.
— Мать должна быть всегда рядом.
— А… поняла. Это неважно, для них, во всяком случае. У капитанов космоястребов очень большие семьи. Как-нибудь я познакомлю тебя со своей матерью, тогда сам увидишь. Все дети, которые у меня родятся, пока я летаю на «Эноне», будут под присмотром целой армии родственников и под защитой обиталища. Я не занимаюсь пропагандой, но эденизм — это одна огромная семья. Понятия сиротства у нас нет. Конечно, нам, капитанам, трудно расставаться с детишками на несколько месяцев. Но ведь и у жен морпехов такая судьба вот уже целое тысячелетие. Приходится с этим мириться. Когда яйца «Энона» проклюнутся, мне стукнет девяносто лет и я закончу свою карьеру. Буду сидеть дома с выводком орущих младенцев. Представил?
— А те дети, от которых вы уезжаете? Они счастливы?
— Да. Они счастливы. Я знаю, ты нас считаешь бездушными. — Она стиснула его руку. — А как твои дела?
— У меня все в порядке, — он уставился на свой бокал. — Сиринкс, ты можешь рассчитывать на меня в полете.
— Я знаю это, Джошуа. Я несколько раз посмотрела память Мурора и с Самуэлем разговаривала.
Он показал на звездное небо.
— Ответ где-то там.