Мирянин, вняв его призыву, явился и с радостью узнал из уст учителя, что произошло. «От всего сердца поздравляю вас с новым рождением», — были его первые слова. Потом объяснил он учителю воздействие высших сил на его сокровенное Я: «И как буква вас прежде умерщвляла, так отныне она воскресит вас, ибо Писание исходит от Святого Духа, и коль скоро вы восприяли духовный свет, то в последующем явится пред вами Писание, знание которого вы носите в себе, в новом свете. Ибо многое кажется в Писании противоречивым, но стоит посмотреть на это в свете Духа — и узресшь дивную гармонию».

Теперь советует он учителю возобновить проповеди, от которых тот отрешился на два года, ибо отныне способен он истинно наставлять людей; и одновременно советует беречь вновь обретенное сокровище души своей: «Храните смиренное молчание, ибо существуют враждебные силы, кои подстерегают просветленного человека, дабы похитить его сокровенное богатство».

Еще одно испытание суждено выдержать учителю. После долгого перерыва он вновь готовится к проповеди. Собирается много народу, ведь это целое событие: тот, кто так долго молчал, опять всходит на кафедру. Прежде чем начать, учитель молится, прикрыв глаза капюшоном: «Милосердный Боже, да исполнится в проповеди моей милостивая воля Твоя». И тогда хлынули из глаз его слезы, не давая ему говорить. Нетерпение охватывает людей. Учитель пытается что-то сказать, но от внутреннего волнения у него ничего не выходит. Наконец он просит собравшихся его извинить: «Я не могу, я не в состоянии вымолвить ни слова». Прихожане расходятся, а по городу уже ползут слухи, что учитель сошел с ума. В монастыре его не допускают к проповеди: он срамит орден. И только мирянин утешает его: «Это испытание судьбы вам сейчас необходимо. И о других великих учителях говорили подобное». Он советует учителю испросить у приора дозволения выступить поначалу перед братией в монастырской школе. Это ему разрешают, и братья поражены его богоугодным, благонравным учением.

Учитель произносит проповедь, которой суждено стать великим, выдающимся событием. Новый тон, неведомый прежде у него, звучит с кафедры: «Я более не желаю проповедовать на латинском языке. Отныне я отказываюсь это делать, а если и заговорю на латыни, то только перед священниками, которые понимают ее. Когда-нибудь язык народа станет истинным сосудом Духа».

Все живее струится речь из уст учителя: «Вот слово, на котором я хочу остановиться в моей проповеди. Слово гласит: узрите, нареченный грядет, ступайте ему навстречу! Ко всем нам обращен этот зов, ибо все мы зовемся нареченными Христа. Через страшные муки, тяжкие испытания и самую смерть созревает невеста к духовному браку, в котором душа воспримет в лоно свое Дух Христа. Страдания — вот те жемчуга и тот любовный напиток, которые дарует ей жених. В горечи страдания обретает душа очищение, восходя по ступеням приуготовления.

И чем больше в свете вечной мудрости взирает жених на невесту, тем милее становится она ему, и он оставляет ее в дарованном свыше страдании до тех пор, пока она не достигнет совершенной красоты и зрелости. И тогда, приветливо и ласково глядя на нее, говорит жених: “Прийди же ко мне, радужная невеста моя, ибо отныне нет на тебе пятен и ты совершенно чиста”. И озаряется душа предвечным светом Христовым.

На это торжество является предвечный отец жениха и говорит: “В добрый вам путь, час пробил”… И берет Создатель жениха и невесту, и ведет их в церковь, и посвящает их друг другу, и соединяет их в такой великой супружеской любви, что никогда они уже не разойдутся — ни во времени, ни в вечности».

Эта проповедь стала Песнью Песней мистического таинства. Каждое слово произносилось в состоянии такого высокого вдохновения, что оно передавалось внемлющим. Под воздействием этих дарованных свыше слов около сорока человек впали в экстаз… Они лежали словно мертвые, и тревога охватила прихожан, в том числе и самого учителя. Но только внешне казались они мертвыми. Мирянин, присутствовавший в храме, успокаивал учителя: «Не умерли они, но долго еще будут вникать в эту проповедь».

Отныне проповеди учителя обрели новое значение — они не только утешали, но и преображали людей.

Так Иоганн Таулер, великий немецкий мистик — ибо он и есть учитель, — и доминиканский монах из Страсбурга, испытал на себе благодатное воздействие Друга Бога. В своих проповедях он указывал пастве на тех людей, что хранят в душе сокрытую от внешнего мира божественную жизнь. Он называл Друзей Бога «столпами христианства» и сравнивал их с виноградной лозой: снаружи ее кора суха и может легко ввести в заблуждение, но тот, кому такой человек откроется, обнаружит струящиеся в его душе живительные соки — и бесконечное, плодоносное изобилие откроется алчущему. И вспомнит он слова, сказанные Христом своим апостолам на тайной вечере:

«Я уже не называю вас рабами, ибо раб не знает, что делает господин его; но Я назвал вас друзьями, потому что сказал вам все, что слышал от Отца Моего» (Ин. 15: 15).

Так Таулер пережил в себе то, что в истинном смысле слова означает «посвящение».

Тем не менее более чем шестьдесят лет благословенного служения Друга Бога подходили к своему завершению. В 1393 году некто Мартин из Майнца был заживо сожжен в Колоне по обвинению в том, что он заражен учениями Николаса из Базеля. Он объявил себя свободным от авторитета и власти Церкви и не делал никакого различия между священниками и мирянами.

За год или два до окончания века, когда Николасу было почти 90 лет, пришло время последнего тяжкого испытания. Двое Друзей Бога были схвачены в Вене и предстали перед инквизицией. Первый из упомянутых был юрист, сопровождавший Николаса в Рим, второй — обращенный иудей. Николаса тоже арестовали, но он был настолько мудрым, что обвинители не нашли достаточного основания для вынесения приговора. Когда же потребовали, чтобы он отрекся от своих приговоренных друзей как от еретиков, он отказался, сказав, что их трое и они будут разлучены лишь на очень краткое время, дабы потом всем вместе навечно пребывать с Господом.

Так оно и случилось: троих Друзей Бога поглотили языки пламени, но то была настоящая «огненная колесница», вознесшая их к Тому, Кто был так реален и Чей Голос был так нежен все эти долгие годы.

Многие следуют за нашим Господом только половину пути: они оставят имущество, друзей и почести, но только не самих себя — для них невыносима уже одна лишь мысль, что необходимо отречься от самих себя.

Перевод с нем. под лит. редакцией В. Крюкова

В ночи неизреченной,

сжигаема любовью и тоскою —

о жребий мой блаженный! —

я вышла стороною,

когда мой дом исполнился покоя.

Во тьме благословенной

я лестницей спешила потайною —

о жребий мой блаженный! —

окутанная тьмою,

когда мой дом исполнился покоя.