— Кстати, где Феличите? — забеспокоилась девушка.

— Вышел прогуляться, — Гай бросил взгляд на толстую полосатую свечу, отмерявшую время, и встревожено подумал, что Франческо, несмотря на все предупреждения, слишком долго шатается по замку.

Мессир Тьерри с глубокомысленным видом созерцал игру переливающихся граней желтоватого топаза в собственном кольце, но заговорил мгновением раньше, чем собравшийся окликнуть его сэр Гисборн.

— Глупо делать вид, будто мы все ничего не замечаем, — спокойно бросил он, продолжая рассматривать мерцающий камень. — Я честно пытался оставаться в стороне, однако все имеет свои границы, в том числе и преданность родственникам. Я хотел бы задать вам один несложный вопрос: вы согласны выслушать меня? Не торопитесь отказывать только потому, что я принадлежу к фамилии де Транкавель. Можете мне не доверять, это ваше право. Однако настали такие времена, когда подозрительный союзник лучше, чем никакого. Вскоре приезжают монахи из Алье. Отец, подзуживаемый Рамоном, требует крови, и он ее получит. Мне нужна ваша помощь, а вам — моя. Так будете слушать?

Гай и мистрисс Изабель переглянулись.

— Он многое знает, — девушка перешла на язык простонародья Британии, рожденный из смеси наречия саксов, англов и прежних обитателей Острова, давно растворившихся в гуще завоевателей и завоеванных, не оставив о себе ничего, кроме нескольких слов. Большинство норманнских лордов понимало этот грубоватый диалект и даже умело говорить на нем, если только обсуждаемый вопрос не относился к слишком сложным. — И нам нужно наконец разобраться, во что мы впутаны.

— Да, — после недолгого размышления согласился сэр Гисборн. — Но вдруг он нас обманывает?

Изабель только вздохнула и повернулась к терпеливо ожидавшему Тьерри, чье лицо больше напоминало вырубаемую на саркофагах посмертную маску:

— Говорите, мы слушаем.

— Только побыстрее, — раздраженно буркнул ноттингамец. — Здесь, по-моему, все только тем и занимаются, что болтают без устали, а толку…

* * *

— Постараюсь быть кратким, это и в моих интересах, — Тьерри уселся на табурет верхом и облокотился о столешницу, небрежно отодвинув звякнувшие кувшины и полупустые кружки. — Итак, как не жаль, вы были обречены с самого начала, с того мгновения, как ступили во двор Ренна. Мадам Изабелла, я охотно допускаю, что у вас имелись веские причины встречаться с моим братом, но с вашей стороны этот поступок можно называть только «крайне неосмотрительным». Имея дело с Рамоном, всегда надо помнить, что перед вами бешеный пес, отлично умеющий скрывать свою подлинную натуру. Когда вы пришли к нему — заметьте, я не спрашиваю, где вас угораздило познакомиться и какую цель преследовала эта встреча — он не рискнул предпринимать что-то против вас в городе. Он всегда остается осторожным, словно змея в траве, и он побоялся, что у вас имеются влиятельные друзья или покровители, которые обеспокоятся вашим отсутствием. Он уговорил вас поехать в Ренн, обещая защиту и помощь, так? — Изабель нехотя наклонила голову. — И оставил настороженную ловушку с письмом, ожидая, попадется ли в нее кто-нибудь. Честно говоря, я не предполагал, что вы решитесь приехать, да и Рамон, кажется, не особо в это верил.

— Однако мы приехали, — глухо сказал сэр Гисборн.

— Да, приехали, — согласился Тьерри. — Явились, как незваные герои, заставив отца и Рамона крайне растеряться. Они сочли вас опасными противниками, и не знали, как подступиться. Занимайся этим только отец, вы не дожили бы до сегодняшнего дня. Наш папенька здраво полагает, что простые способы вроде каменного мешка и каленого железа остаются наиболее надежными. Рамону и мне удалось убедить отца в необходимости потянуть время и присмотреться к вам получше. Может, уверяли мы, получится отыскать какую-то слабину, некую трещину, какая бывает у всех созданий божьих, и решить дело миром. Однако мы сделали ошибку — позабыли, что в любой игре участвует несколько сторон.

— Хайме… — одними губами произнесла Изабель.

— В том числе, — подтвердил де Транкавель-средний. — А еще отец Ансельмо, который наверняка показался вам безобидным старым чудаком. Не огорчайтесь — не вы первые попадаетесь в пергаментные капканы. Кстати, не приоткроете завесу тайны: откуда вам столько известно?

— Птичка на хвосте принесла, — буркнул Гай.

— На редкость умные птички водятся в Редэ, — невозмутимо произнес Тьерри. — Или не в Редэ, в Тулузе? А может, в Лондоне или даже в Риме?

— Вы собирались рассказывать, — жестко напомнила Изабель.

— Конечно, конечно, — наигранно спохватился де Транкавель-средний. — После того, как вы познакомились с отцом библиотекарем, Рамон принял решение, вернее, окончательно утвердился в задуманном. Прошу прощения за неприятные подробности, но вам будет невредно узнать об уготованной вам судьбе. Женщина доставалась Рамону, парень-итальянец — Гиллему. Вашего друга из Каледонии предполагалось просто и незамысловато купить… Он ведь, если не ошибаюсь, кондотьерро, меч по найму? Так вот, ему собирались предложить многое. Для начала — лечение и хороший уход не только за ранами, но и за его разумом, затем — деньги, возможность получить титул, место в гарнизоне Ренна… Отец полагал, что наши предложения с лихвой окупят его согласие поведать, куда вы задевали эти проклятые документы. Он в самом деле не отказался бы увидеть подобного человека в своей гвардии. Наконец, если бы случилось непредвиденное, и ваш друг отказался говорить, у Рамона и мессира Бертрана всегда имелись вы, — Тьерри указал на Изабель, кривовато ухмыльнулся и с вызывающей откровенностью пояснил: — Большинство людей могут сохранять молчание, когда угрожают лично им, и становятся удивительно разговорчивыми, если опасность нависает над их друзьями.

— Интересно, что же ожидало меня? — холодно осведомился Гай.

— Ничего, — Тьерри сделал неопределенный жест рукой. — Рамон и отец единодушно отнесли вас к тем людям, которых, к сожалению, очень трудно уговорить и почти невозможно купить. Вас бы прикончили в первую очередь — в назидание остальным.

— Благодарю, — сэр Гисборн преувеличенно вежливо поклонился.

— Итак, вы на время ослабили внимание моего взбалмошного старшего братца, однако за вами по-прежнему присматривали. Когда вы улизнули с памятной вечеринки, дабы перемолвиться парой слов с Хайме, Рамону немедленно стало об этом известно. Он решил не рисковать понапрасну — наш младшенький, любитель копаться в чужих секретах, мог сболтнуть лишнего. Вдобавок, его уже много лет грызло подозрение, что отец благосклонен к Хайме, нежели к нему. Да, Рамон — первенец в семье, сын от первого брака, но Хайме тоже в своем роде первенец и его мать, сеньору да Хименес, отец жаловал больше, нежели мадам Беатрис…

Молодой человек замолчал, и Гай понял, что каменная броня спокойствия, которую Тьерри, словно раковина-жемчужница, нарастил вокруг собственной души, готова вот-вот дать трещину. Ему приходилось открывать тайны семьи, хранимые лучше, нежели ключи от замковой сокровищницы, совершенно посторонним людям, ворвавшимся в тщательно охраняемый мрачный мирок Ренн-ле-Шато. Собравшись с духом, Тьерри продолжил, тем же ровным и бесстрастным голосом: