У моста Хендерсон придержал лошадей, поскольку здесь перед поворотом скопилась вереница повозок. Дорога уходила дальше на север. Справа от нее находилась станция. Слева ответвлялась проезжая тропа, которая шла вдоль железной колеи мили на две и заканчивалась у следующего моста — повернув оттуда в южном направлении, вы в конечном счете доезжали до «Замка Хайверс». Все повозки направлялись по тропе, и мы последовали за ними. Едва завернув за поворот, лошади прибавили ходу и мы резво покатили дальше, обгоняя спешащих пешеходов. Сбоку от тропы тянулись поблескивающие рельсы. Иногда они подступали буквально на расстояние вытянутой руки, а порой — в местах где колея ныряла в железнодорожный ров — резко уходили в сторону и вниз.

Немного впереди на траве у обочины стояли телеги, двуколки и лошади, привязанные к деревьям. У крутого откоса железнодорожного рва толпился народ, другие люди выскакивали из повозок и бежали к толпе. Через минуту мы подъехали и Хендерсон остановил лошадей. Я помогла миссис Белл выйти, а потом бросилась к откосу.

С края откоса была видна железная колея. Рядом с рельсами стояли четверо мужчин в рабочей одежде. Вид у них был не особо радостный. На земле подле них лежало тело, накрытое мешками. Несколькими ярдами дальше у колеи лежало еще одно тело, тоже накрытое мешками. Немного в стороне стоял Сэмми Сумма и считал накрытые мешками тела, показывая пальцем сначала на одно, потом на другое. Раз-два, бубнил он. Раз-два. Раз-два.

Господин Джеймс и доктор торопливо спустились по травянистому откосу, подошли к мужчинам и коротко перемолвились с ними. Рядом со мной появилась миссис Белл и взяла меня за руку, но я вырвалась и, еще не успев понять что делаю, полусбежала-полусъехала вниз по склону.

Ровно в тот момент, когда я оказалась у самых рельсов, один из рабочих нагнулся и приподнял угол мешка. Господин Джеймс, бледный от волнения, наклонился посмотреть, а в следующий миг взволнованное выражение лица сменилось изумленным. Потом он произнес: «Это не она. Это не моя жена».

На меня нахлынуло несказанное облегчение, аж голова закружилась как от стакана джина на пустое брюхо. Я подошла поближе, просто чтобы удостовериться собственными глазами, и увидела, что господин Джеймс совершенно прав. Там у колеи действительно лежала не миссус. А Бриджет. Моя мать.

Она лежала на спине, с закрытыми глазами, и казалась крохотной как ребенок. На ней не было ни царапины. Волосы, лицо, одежда (во всяком случае видимая мне часть) — все в полном порядке. Так и чудилось, что вот сейчас она откроет глаза, сладко потянется и заговорит. И все-таки что-то смутно тревожило меня. Я не сразу сообразила, что именно. Доктор присел на корточки, чтобы осмотреть тело получше, а господин Джеймс отвернулся. За ним лежало еще что-то, накрытое мешками. Второй труп! Может быть это миссус? Сэмми Сумма продолжал считать. Раз-два. Раз-два. На миг я впала в растерянное недоумение. Почему господину Джеймсу не показывают другой труп? А потом вдруг с тошнотворным ужасом поняла свою ошибку и поняла, почему моя мать кажется такой маленькой. Под мешками лежало не второе тело. Вовсе не второе тело.

Я согнулась пополам в приступе рвоты и меня выворачивало до тех пор, пока было чем рвать. Стоя там на коленях и блюя на каменистую землю, я словно издали слышала мужские голоса.

— Мы шли домой этим путем, — говорил один из рабочих. — Смотрим, она лежит тут. А потом… увидали остальное, вон там.

Я подняла голову, он показывал на вторую кучу мешков.

— Ее разрезало пополам, — произнес доктор. — Боже мой.

— Да, верно она шла прям по шпалам, как мы. Только не заметила поезда из-за тумана. И она была пьяная. От нее шибает спиртным.

— Она могла упасть с моста, — сказал доктор. — Или поезд сбил ее в другом месте и протащил досюда. Такое случается.

Разговор между ними продолжался, но я уже не прислушивалась, поскольку увидела что господин Джеймс заметил меня и направляется ко мне.

— Бесси, Бесси, — говорил он, совсем не сердито. — Какого черта ты здесь делаешь?

Я тупо посмотрела на него, потом на груду мешков за ним, потом на толпу, собравшуюся наверху. Голова у меня просто лопалась. Господин Джеймс ждал ответа, но я не открывала рта боясь заорать во всю глотку. Я обливалась потом. Меня подмывало накинуться на хозяина с кулаками и избить до полусмерти. Да, вот что мне нужно сейчас! Хорошая драка, крепкая потасовка! Почему я раньше не додумалась? Я уже сжала кулаки, приготовившись к нападению, но в последний момент передумала. Движение, вот что мне необходимо, внезапно осознала я. Движение и путь подлиннее. Ни о чем больше не думая, я сорвалась с места и помчалась вдоль рельсов со всей скоростью, на какую были способны мои ноги, и несшиеся вдогонку крики «Бесси! Бесси!» звенели у меня в ушах.

Никакого плана у меня не было. Правду сказать, я понятия не имела куда направляюсь. Я просто бежала вдоль железной колеи. Несмотря на шум в голове, бежать было приятно. Я двигалась ритмично, раз-два раз-два. Я просто бегущая девушка, вот и все. Спустя какое-то время — может пару минут, а может гораздо больше — я достигла станции. Похоже скоро ожидался поезд, потому что на платформе стоял народ и смотрел на меня, бегущую вдоль железного пути. Они тут ждут поезда, а вместо него к станции пыхтя приближается какая-то девица. Почему-то мне стало страшно смешно. Все эти люди таращатся на меня с изумлением, а иные с КРАЙНИМ неодобрением, оно написано у них на физиономиях. Вы только посмотрите на бегущую там девицу! Она нарушает владения железной дороги, нарушает общественный порядок, нарушает нормы поведения! Все обвинения были справедливы, но я плевать хотела. Взобравшись на платформу, я волком уставилась на глазевших людей и в конце концов они отвели взгляд. Я стояла там как дура, не зная что делать дальше. Если бы подошел поезд, я б наверно запрыгнула в него, но поезд не подходил, а ждать не было терпения. Поэтому секунд через пять я опять пустилась бежать.

Я выбежала со станции и помчалась по дороге. Навстречу шел мужчина, направляясь к билетной кассе. Он разинул рот, словно собираясь заорать, но не заорал, а просто широко зевнул, потом еще раз другой третий, я отродясь не видала, чтоб зевали так долго. Когда мы поравнялись и разминулись, он все еще зевал. Ну надо же зевать с таким удовольствием! Мне казалось, у меня так уже никогда больше не получится.

Спустя время я остановилась и огляделась по сторонам. Я не имела ни малейшего понятия, где нахожусь. Справа тянулся ряд больших домов с деревянными воротами и бересклетовыми арками в садах, в поле позади них стояли теплицы. Ну я и побежала туда, нырнула в проем в живой изгороди и помчалась дальше — по болотистой пустоши, где не было ни единого дерева, только высокие трубы и угольные отвалы вдалеке. В какой-то момент, пробираясь через вонючую черную трясину, я потеряла башмаки и промокла по уши. Бежать босиком была мука мученическая, но я не останавливалась. Немного погодя местность стала подниматься и болотистая пустошь превратилась в вересковую, с темной землей и рыжим кустарником по колено, идти по ней было все равно что вброд против течения и вскоре мои нога отяжелели. Я увидала вдали опушку леса и бросилась туда, но там оказался не лес, а просто узкая полоса деревьев. За деревьями пролегала изрытая ухабами дорога, и я зашагала по ней. Я все шла и шла, изредка проходя мимо заброшенных старых цехов с обвалившимися кирпичными стенами и торчащими как ребра балками. Уже начинало смеркаться, когда впереди показалась какая-то деревушка. Меньше всего на свете мне хотелось видеть людей, а потому я свернула с дороги и шла по полям, покуда путь мне не преградил длинный забор. Заглянув в щель, я увидала несколько ветхих сарайчиков, серый каменный домик и вход в какой-то тоннель неподалеку. Но ни единой живой души вокруг. Это был угольный рудник, закрытый на ночь, хотя тогда я не поняла этого.