Да, он способен на любое насилие или жестокость, и Алекса, утвердившись в этой мысли, слегка задрожала, покрывшись холодными мурашками ужаса, что несколько остудило ее прежнюю ярость. «Великий Боже!» — внезапно подумала она, пытаясь сосредоточиться, чтобы овладеть своими эмоциями и попытаться найти выход из положения. Почему каждый раз, когда она позволяет себя спровоцировать и утрачивает контроль над собой, над ней не только берут верх, но даже начинают манипулировать! Несколько раз глубоко вздохнув, она соскользнула с постели и встала. Благоразумие, сказала она себе, это высшая ценность, а потому, продолжая в данном случае упрямиться, она только подвергнет себя еще большим унижениям, в то время как элегантно уступив, сможет даже получить преимущество.

Приводя в порядок свои мысли, она не прислушивалась к тому, что происходило в соседней, туалетной комнате, но теперь ее внимание привлекли какие-то слабые всплески, доносившиеся оттуда, из-за закрытой двери. Расстегивая пуговицы на спине своего платья, она осознала, что звуки неожиданно прекратились. Что он там делает? Переодевается в более интимную одежду, чего она еще до сих пор не сделала? Зловеще уставившись на закрытую дверь, она вдруг заметила, что как-то свирепо и безнравственно улыбается, и тут же постаралась придать своему лицу спокойное выражение.

— Николас? — Она ухитрилась произнести это почти застенчиво, а затем даже постучала в дверь: — Николас… я… мне требуется некоторая помощь.

Она услышала, как он негромко выругался, открыв дверь только после того, как она постучала второй раз. У него был хмурый и подозрительный вид, и при этом он был уже до пояса раздет. Заметив лезвие бритвы, которое он держал в руке, она простодушно спросила:

— О боги! Я надеюсь, что ты не собираешься защищаться от меня таким образом? Я постучала только для того, чтобы спросить: не мог бы ты помочь мне расстегнуть некоторые пуговицы, которые я не могу достать?

— Попытаюсь, — коротко ответил он, стирая остатки мыла полотенцем, накинутым на шею, — я, кстати, только что брился.

— Но неужели у тебя нет для этого камердинера? Сама я ничего не могу сделать без помощи своей горничной. Мне очень жаль, что я тебе помешала, хотя… только…

— Черт возьми! — энергично выругался он. — Если вид обычной бритвы приводит тебя в такой испуг, что ты начинаешь бормотать глупости, то я немедленно выкину ее прочь, обещаю тебе! Где там твои пуговицы? Сзади? Тогда повернись спиной, если ты хочешь, чтобы я исполнил роль твоей горничной.

Он решительно положил свою бритву на полку за дверью, затем отбросил полотенце и повернулся к ней. Алекса с каким-то самодовольством подставила ему спину и, наклонив голову, обхватила себя руками, чтобы подхватить платье, когда оно будет расстегнуто. Во всей этой позе, во всем этом издевательском подчинении было много того, что скорее разозлит его, чем введет в заблуждение. Все, что она сейчас вынуждена делать, говорила она про себя, так это сдерживаться, чтобы вновь не впасть в ярость, как бы ему этого ни хотелось. Именно ее спокойствие должно расстроить его планы, именно спокойствие, а не что-нибудь иное!

Вездесущий мистер Доуз не только тщательно собрал и вымел все осколки — немые свидетельства взрыва ее ярости, но также зажег огни в обеих комнатах и проворно расставил на столе, предварительно застлав его скатертью, серебряную и хрустальную посуду, пояснив, что мадам Оливье ничего не жалеет для своих гостей, особенно самых дорогих.

— И я надеюсь, милорд, что вас устроит холодный ужин? Вы дернули за звонок три раза, а потому я принес вам то, что вы обычно заказываете, но если хотите, чтобы я принес что-нибудь еще, буду рад выполнить ваше приказание!..

Пока Доуз говорил все это, Николас стоял прямо перед камином и раздраженно смотрел в огонь. Заметив, что тот неожиданно замолк, Николас поднял голову и, проследив за направлением его взгляда, на мгновение замер от неожиданности.

— О! — нерешительно сказала Алекса и сделала эффектную паузу, стоя в дверях спальни. — А я и не знала… Вы не сердитесь на меня, не так ли? Я только позаимствовала то, что походило на ваше старое одеяние — разумеется, не то, которое от Стультца, — поскольку мне хотелось вас удивить.

— В самом деле?

Определенные нотки в его голосе заставили Алексу заторопиться, чтобы не дать ему вставить ни слова:

— Ну, видишь ли, дорогой, я действительно хотела выглядеть для тебя привлекательной, но твоя последняя любовница была намного толще, чем я, и намного ниже, поэтому, когда я надела тот пеньюар, я поняла, как ужасно в нем буду выглядеть… Я вспомнила, что моя подруга Леони однажды сказала мне, что мужчин возбуждают женщины, одетые подобным образом. Неужели это неправда? Я выгляжу слишком мужеподобной?

Она надела его брюки, подвернув их так, что они открывали ее лодыжки, перетянула их в талии лентой из собственного гардероба, а на плечи накинула его тонкую белую сорочку из полотняной ткани, завязав ее на талии узлом. Она вовсе не выглядела мужеподобной, и сама это прекрасно знала! Вот мегера! Так вот почему она заставила себя ждать, постепенно приводя его в ярость!

Каждое их столкновение напоминало схватку фехтовальщиков с выпадами и парированием ударов, и все это продолжалось снова и снова. Та долгая пауза, в течение которой он изучал ее наряд, имела своей целью лишить Алексу присутствия духа и заставить нервничать; но она выдержала ее, не меняя своей кокетливо-вопрошающей позы, — как танцовщица на сцене, мрачно подумал Николас.

— А каково ваше мнение, мистер Доуз? — живо поинтересовалась Алекса, проворно переводя на него свои блестящие от возбуждения глаза и стремясь прервать это зловещее молчание. Хотя ее сердце уже начало биться глухими, тяжелыми ударами, словно предчувствуя что-то скверное, она продолжала говорить тем же самым легким и игривым тоном: — Я, разумеется, знаю, что вы именно тот самый мистер Доуз, о котором я слышала столько лестного и который является мастером на все руки!

— Ну, милорд, сейчас это именно то, что вы и заказывали!.. — Его неподвижные глаза скользнули по Алексе изучающим взором, но обращался он не к ней, а к Николасу: — Я уже видел таких беспокойных дам и прежде — и даже кое-что похуже. Но в данном случае нет смысла принимать какие-либо меры предосторожности, ваша светлость, если только мне позволено будет высказать свое мнение. Иногда действительно бывает так, что без ремней не обойтись. А если не…

— Я уверен, что вполне могу положиться на вас в этом отношении, Доуз, хотя вам всегда следует помнить, чтобы на ней не оставалось никаких следов. По крайней мере, до тех пор, пока она не разозлит меня настолько, что я от нее устану.

Отчасти ее упрямая гордость, а отчасти явная трусость заставили Алексу немного попятиться назад от таких откровенно презрительных слов, которыми они обменивались между собой, словно обсуждая кого-то постороннего. Только потом Николас насмешливо обратился прямо к ней:

— Я все-таки надеюсь, что ты не утратила способности двигаться одновременно со способностью говорить, дорогая! На это она ответила почти спокойно: