Он пребывал в растерянности, не понимал, почему в Советском Союзе нет того, что в изобилии в других странах?

— Вот смотрите, я беседовал с рабочими. Они говорят: лука нет, цингой болеем. Ну как это может быть, чтобы лука не было? Шпинат. Вот, говорят, стоит десять копеек по старым ценам, и теперь тоже десять копеек. Или там сельдерей. Что это? Мелочь. Я же помню, в Донбассе болгары снабжали. Бывало, у болгарина мать или жена покупают картошку, так он сельдерея пучок бесплатно дает, потому что это мелочь. Это вот, говорит, мое, бери. А у нас цены выросли на эту дребедень в десять раз. Ну что за позор? Так что мы будем теперь приучать людей, что коммунизм и вы кушайте суп без сельдерея, без петрушки, без укропа?! Социализм есть, а укропа нет, картошки нет и прочего нет…

Пытался сделать так, чтобы жизнь в стране стала хорошей, нормальной, счастливой, чтобы она нравилась людям. Приказал, чтобы в столовых хлеб давали бесплатно. Но ничего не получалось. Он перепробовал все варианты, и выяснилось, что система реформированию не подлежит.

Он хотел вытащить страну из беды, но уповал на какие-то утопические идеи, надеялся решить проблемы одним махом. Отсутствие образования часто толкало Никиту Сергеевича к неразумным и бессмысленным новациям, над которыми потешалась вся страна. Малообразованный первый секретарь подпадал под обаяние таких мистификаторов, как Трофим Лысенко, обещавших немедленное решение всех проблем в сельском хозяйстве, и следовал их советам.

Репутация Хрущева была подорвана денежной реформой, повышением цен. Он утратил свой ореол «народного заступника» от бюрократов и чиновников. Массовые беспорядки в Новочеркасске, подавленные силой, были лишь проявлением куда более общего недовольства.

«В конце пятидесятых годов в разных городах вспыхивали волнения по всевозможным поводам, — писал первый заместитель председателя КГБ Филипп Бобков. — Чаще всего они были направлены против действий милиции, но иногда толпа громила и помещения райкомов и горкомов партии. Потом массовые беспорядки стали возникать чуть ли не каждый год, и в них втягивались тысячи людей. Нередко в наведении порядка участвовали подразделения Советской армии…»

Массовые беспорядки возникали во Владимирской области (города Муром и Александров), где люди были возмущены местными властями, в Грузии — в городе Зугдиди. Никто не был наказан, констатировал генерал Бобков, — это был результат ХХ съезда.

Свергли Хрущева потому, что страха он не внушал — сам избавил от него страну.

Часто говорят: члены политбюро так же виновны в массовых репрессиях, как и Сталин, мол, у Хрущева руки по локоть в крови, а он все свалил на вождя… Но ведь как только умер Сталин, массовые репрессии прекратились! Сразу! В тот же день! Да, и после 1953 года преследовали инакомыслящих, были политзаключенные. Но массовый террор остался в прошлом. Это неопровержимо доказывает, что его вдохновителем и организатором убийств был Сталин.

Другие члены политбюро к нему присоединялись. Одни, как Молотов, — потому что полностью одобряли его идеи и методы. Остальные, как Хрущев, — вынужденно, поскольку соучастие в преступлениях было обязанностью руководства страны. Но как только представилась возможность прекратить убийства, Никита Сергеевич это сделал.

Но хрущевская десталинизация была частичной, двойственной, противоречивой. Смысл хрущевского доклада сводился к тому, что вся вина за преступления ложится на Сталина и нескольких его подручных. А остальные, получается, ни о чем не подозревали…

Довольно быстро партийные секретари сообразили, что, разрешив критиковать Сталина и преступления его эпохи, они открывают возможность обсуждать и критиковать и нынешнюю власть, и саму систему. Теперь уже в разоблачении сталинских преступлений видели одни неприятности.

Главное было не допустить и мысли о том, что массовые репрессии стали порождением сталинской системы. Ведь в таком случае следовало бы ставить вопрос о демонтаже этой системы. Преодолеть сталинизм не получилось, потому что он прорастал из всех пор советской власти. Чтобы избавиться от сталинизма, следовало изменить все политическое устройство страны. Об этом Хрущев и подумать не мог.

Немалая часть российского общества обижена на историю — она шла не так, как хотелось. Многие с менталитетом обиженного подростка воспринимают напоминания о трагедиях и преступлениях как чей-то личный выпад против них, как попытку «украсть у них победу», лишить их роли триумфаторов, мирового лидерства.

Споры о ХХ съезде, о роли Сталина не прекращаются и по сей день. Это споры не только о его личности, но и о том, каким путем идти и какая система власти нужна. Восхваляют Сталина и презирают Хрущева те, кто считает исторический опыт вождя образцовым. Они уверены, что лучшие годы страны пришлись на сталинское правление, когда Советский Союз стал великой державой и нас все боялись. Сталин — настоящий государственник, который противостоял всему иностранному и давил внутренних врагов. Поэтому нужно возвращаться к его политике и к его методам — никакого либерализма внутри страны и жесткая линия в международных отношениях.

Поклонники Сталина увидели, к чему ведет реабилитация жертв массового террора, честный разговор о трагическом прошлом. Никита Сергеевич выдернул слепое поклонение вождю из фундамента, на котором стояло советское государство, и система зашаталась. То, что произошло после доклада Хрущева на ХХ съезде, продемонстрировало слабость системы, которая держится только на вертикали власти, на страхе.

Вот этого не могут простить Хрущеву, вот поэтому бранят, называют врагом государства. Власти всегда важно, чтобы ее боялись, чтобы не звучали критические голоса, чтобы не было сомнений и дискуссий. А от подданных власть желает слышать только долгие и бурные аплодисменты, переходящие в овацию…

Сейчас все вспоминают, как Хрущев в 1954 году передал Крым Украине. Но тогда это прошло под аплодисменты! Отчего же никто не возразил, даже не выразил сомнения? Потому что система осталась прежней! Самовластие, рождающее страх, и тотальная пропаганда, подавляющая способность мыслить. Любое недовольство — только после того, как вождь ушел в мир иной или отправлен в отставку.

Во главе страны в 1964 году встали трое — Леонид Ильич Брежнев, первый секретарь ЦК, Алексей Николаевич Косыгин, председатель правительства, и Николай Викторович Подгорный, который фактически занял ключевой пост второго секретаря ЦК, а через год стал председателем президиума Верховного Совета СССР.

Тогда они были как бы на равных. И вообще в президиуме ЦК собралось довольно много сильных и самостоятельных фигур с большой перспективой. Некоторые из них казались очевидными кандидатами на пост главы партии и государства. Но очень скоро все они исчезнут с политической арены. А Леонид Ильич Брежнев останется и будет руководить страной восемнадцать лет…

Еще на Урале в молодые годы Брежневы купили лошадь, ездили в санях, и Леонид Ильич полюбил охоту, оставшуюся его главным развлечением на всю жизнь. В зрелые годы поучал товарищей: