— На следующий вечер.

— Где?

— В баре отеля «Савой».

— При каких обстоятельствах?

— Я встретился там с другом, чтобы немного выпить.

— Как зовут друга?

— Шеперд Рэмси.

— И вы увидели ее в баре?

— Да.

— Она подошла к вашему столику?

— Нет, я сам подошел к ней.

— Что случилось потом?

— Она сказала, что у нее была назначена встреча с другом, но он не явился. Я спросил, могу ли угостить ее какой-нибудь выпивкой. Она сказала, что ей хотелось бы уйти оттуда. Тогда я ушел вместе с нею.

— Куда вы отправились?

— Ко мне домой.

— Что вы делали?

— Она приготовила обед, и мы поели. Мы некоторое время побеседовали, а потом она пошла домой.

— В ту ночь вы вступали с нею в сексуальные отношения?

— Послушайте, я не намерен...

— Еще как намерены, коммандер Джордан! Отвечайте на вопрос! В тот раз вы вступали с нею в сексуальный контакт?

— Нет!

— Вы говорите правду?

— Что?

— Я спросил, говорите ли вы мне правду?

— Конечно.

— Вы не намереваетесь лгать мне сегодня вечером, коммандер Джордан?

— Нет, не намереваюсь.

— Очень хорошо, потому что я не советовал бы вам это делать. Вы и без того влипли в более чем серьезные неприятности. А теперь давайте продолжим.

* * *

Затем Вайкери резко изменил курс, направив Джордана в более спокойные воды. На протяжении целого часа он выпытывал у Джордана подробности биографии, расспрашивал о его детстве на Вест-Сайде Манхэттена, обучении в Ренсселировском политехническом институте, работе в Северо-Восточной мостостроительной компании, браке с богатой и красивой Маргарет Лаутербах, ее смерти в автомобильной аварии на Лонг-Айленде в августе 1939 года. Вайкери задавал вопросы, не заглядывая ни в какие бумаги, и вид у него был такой, будто он не знал ответов, хотя на самом деле за время поездки в автомобиле он успел до мельчайших подробностей запомнить содержание досье Джордана. Он очень крепко держал в руках темп и ритм допроса. Когда Джордану покажется, что он в безопасности, и он расслабится, тогда и настанет пора сбить его с ног. Все это время Вайкери непрерывно записывал ответы в свою записную книжку. Весь ход допроса регистрировался скрытыми микрофонами, но все же Вайкери прилежно писал, как будто его небольшой блокнот должен был послужить основным протоколом всего следственного действия. Всякий раз, когда Джордан начинал говорить, его слова сопровождались противным звуком, с которым карандаш Вайкери царапал по бумаге. Каждые несколько минут карандаш Вайкери ломался. Он говорил: «Прошу прощения», строго приказывал Джордану остановиться, а затем извлекал новый карандаш, всякий раз устраивая из этого большое представление. Каждый раз он вынимал один новый карандаш, без запасного — только один. Причем каждый последующий поиск, казалось, занимал у него больше времени, чем предыдущий. Гарри, следивший за своим начальником из темного угла, восхищался поведением Вайкери. Тот совершенно определенно стремился к тому, чтобы как можно больше принизить мнение Джордана о себе, заставить его считать себя глупцом. «Ну, валяй, — мысленно обращался Гарри к американцу, — дернись порезче, и он в один миг кастрирует тебя без ножа». Вайкери перевернул страницу своего блокнота и взял новый карандаш.

* * *

— Ее имя на самом деле вовсе не Кэтрин Блэйк. И она на самом деле не англичанка. Ее настоящее имя — Анна Катарина фон Штайнер. Но больше не буду называть ее этим именем. Мне очень хотелось бы, чтобы вы раз и навсегда забыли о том, что вообще слышали его. Причины, по которым я прошу вас об этом, станут понятны вам позже. Она родилась в Лондоне перед Первой мировой войной от матери-англичанки и отца-немца. В ноябре 1938 года она возвратилась в Англию, воспользовавшись вот этим фальшивым голландским паспортом. Вам знакомо лицо на фотографии?

— Это она. Сейчас она выглядит по-другому, но это она.

— Мы предполагаем, что она привлекла к себе внимание немецкой разведки благодаря своему прошлому и большим способностям к языкам. Мы полагаем, что ее завербовали в 1936 году и направили в лагерь в Баварии, где ее учили шифровальному делу, использованию рации, приемам анализа численности и состава войск, а также разнообразным способам убийства. Чтобы скрыть свое прибытие в страну, она жесточайшим образом убила женщину в Суффолке. Мы считаем, что, кроме нее, она убила еще трех человек.

— Очень трудно в это поверить.

— И все же придется. Она сильно отличается от остальных. Большинство шпионов Канариса было никчемными идиотами, плохо подготовленными, плохо снаряженными и, в общем, совершенно не годившимися для занятия шпионажем. Мы успешно выловили их всех в самом начале войны. Но мы считаем, что Кэтрин Блэйк агент совсем иного сорта, одна из их звезд. Мы называем их «кротами» или «консервами». Она никогда не пользовалась своей рацией и, похоже, ни разу не участвовала ни в одной другой операции. Она просто внедрилась в британское общество и ждала момента, когда ей прикажут активизироваться.

— Но почему она выбрала меня?

— Позвольте мне поставить вопрос по-другому, комман-дер Джордан. Она выбрала вас или вы выбрали ее?

— О чем вы говорите?

— Но ведь это же так просто. Я хочу знать, почему вы решили выдать наши военные тайны немцам.

— Ничего подобного!

— Я хочу знать, почему вы предали нас.

— Я никого не предавал!

— Я хочу знать, почему вы стали агентом немецкой разведки.

— Это просто смешно!

— Неужели? А что, по-вашему, мы должны думать? Вы находитесь в постоянном контакте с самым опасным резидентом немецкой разведки в Великобритании. Вы приносите домой портфель, битком набитый сверхсекретными материалами. Зачем вы это сделали? Почему вы не могли просто рассказать ей об операции «Шелковица»? Видимо, она попросила вас принести документы домой, чтобы она смогла сфотографировать их, да?

— Нет! Я хочу...

— Вы сами вызвались принести их домой?

— Нет!

— Ладно, в таком случае, зачем вам надо было мотаться ночью по Лондону с этими материалами в портфеле?

— Потому что я должен был рано утром уехать на осмотр строительных участков на юге. Это могут подтвердить человек двадцать. Служба безопасности осмотрела мой дом и сейф, стоящий в моем кабинете, и разрешила мне при некоторых обстоятельствах брать секретные документы домой, при условии, что я буду держать их запертыми в сейфе.

— Так-так... Теперь ясно, что это было серьезнейшей ошибкой с их стороны. Потому что я думаю, что вы принесли эти документы домой и передали их Кэтрин Блэйк.