Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отлично-с, поехали мы, и направляюсь я к смотровому окну, чтобы на путь поглядеть, — и как вы думаете, что я вижу? Сидят перед самыми глазами у меня на буферах два каких-то кандибобера. Я высовываюсь из окна и спрашиваю:
— Эт-то что такое?.. Что вы тут делаете?
А они, представьте, отвечают, да дерзко так:
— То же, что и ты. В Ростов едем.
— Как? — кричу. — На буферах?.. Дак вы, выходит, зайцы?!
— Понятное дело, — отвечают, — не тигры.
— Как, — кричу, — зайцы?.. На буферах?.. У меня?.. В служебном?.. Вагоне?! Вылетайте отсюда, как пробки!!
— Да, — отвечают, — вылетайте! Сам вылетай, если тебе жизнь надоела. Тут на ходу вылетишь, — руки-ноги поломаешь!
Что тут делать? А?.. Кричу: «Дать сигнал! А-с-с-тановить поезд!.. Снять зайцев!» Не тут-то было. Сигнала-то, оказывается, нету. Никакой непосредственной связи с паровозом.
Стали мы в окна кричать машинисту:
— Эй! Милый человек! Э-эй! Как тебя? Будь друг, тормозни немножко! — Не тут-то было. Не слышит!
Что прикажете делать? А эти сидят на буферах, хихикают.
— Что, — говорят, — сняли? Выкуси!
Понимаете, какое нахальство? Мало того, что нарушение правил, но, главное, не видно ни черта в смотровые окна. Торчат две какие-то улыбающиеся рожи и заслоняют весь пейзаж. Вижу я, ничего с ними не поделаешь, пустился в переговоры.
— Вот что, — говорю, — нате вам по пятьдесят целковых, чтоб вы только слезли.
Не согласились. Давай, говорят, по пятьсот! Что ты прикажешь делать?
И вот, представьте, как раз на мое счастье — подъем. Поезд, понятное дело, стал. Не берет. Ну уж тут я обрадовался. Кричу, берите их, рабов божиих! Пущай им покажут кузькину мать, как на буферах ездить! Ну понятное дело, слетелись кондуктора, забрали их, посадили в вагон и повезли. Прекрасно-с. Только что я пристроился к окну, как поезд — стоп! Что еще?! — кричу. Оказывается, опять из-за зайцев этих проклятых. Удержать их нет возможности! Рвутся из рук, и шабаш! Сделали мы тут военный совет и наконец решили: отпустить их, к свиньям. Так и сделали. Выпустили их в четырех верстах от станции. Они поблагодарили, говорят, спасибо, нам как раз до этой станции, а четыре версты мы пешком пройдем...
Поехали, через десять минут — стоп! Что?! Заяц! Ну тут уж я не вытерпел — заплакал. Что ж это, говорю, за несчастье такое? Доеду я когда-нибудь до Ростова или нет?! Говорю, а у самого слезы ручьем так и льются. Я плачу, кондуктора ревут, и заяц не выдержал, заревел. И до того стало мне противно все это, что глаза б мои не смотрели! Махнул я рукой, задернул занавески и спать лег. В Ростов приехал, от нервного расстройства лечился. Вот оно, какие поездки бывают!
Тайны мадридского двора
В комнате, освещенной керосиновой лампой, сидел конторщик 2-й восстановительной организации Угрюмый и говорил своему гостю, конторщику Петухову:
— Хорошо вам, чертям! Живете в Киеве. Там у вас древности всякие, святыни, монастыри, театры и кабаре... а в этом паршивом Полоцке ничего нет, кроме грязи и свиней. Правда, что у вас эти самые... купола обновляются?
— Врут, — басом ответил Петухов, — ходил я смотреть на сенной базар. Купол как купол. Это бабы выдумали.
— Плохо! — вздохнул Угрюмый. — Рамы разваливаются, а бог и ухом не ведет... Вон Спасский монастырь... Совершенно рассыпался. Совзнаков нету на небе, вот главная беда.
Угрюмый вздохнул, поболтал ложечкой в мутном чае и продолжал:
— Кстати о совзнаках. Нету, нету, а то бывает — бац! — и свалятся они тебе на голову. У нас, например, изумительная история с этими знаками произошла. Сделали мы заявку на май на четыре миллиона двести одну тысячу с копейками из расчета на две тысячи семьсот рабочих, а центр возьми да и дай четыре миллиона семьсот тридцать тысяч на фактически бывшие 817 человек.
— Вре!!! — крикнул Петухов.
— Вот тебе и «вре»! — ответил Угрюмый. — Чтоб я с этого места не сошел!
— Так это, стало быть, остаток получается?
— А как же. Но тут, понимаешь ли, задача в том, чтобы денежки эти без остатка в расход запихнуть.
— Это как же? — изумился Петухов.
Угрюмый оглянулся, прислушался и таинственно зашептал:
— А на манер нашего начальника механических мастерских. У него, понимаешь ли, такой обычай — выпишет материалов на заказ в пять раз больше, чем нужно, и все в расход загонит! Ему уж говорили: смотрите, как бы вам по шапке не попало. Ну да, говорит, по шапке... Руки коротки! У меня уважительная причина — кладовой нет. Способный парень!
— А не сядет? — восторженно спросил Петухов.
— Обязательно сядет. Вспомни мое слово. И сядет из-за мастерских. Не клеится у него с мастерскими, хоть ты плачь. Дрова вручную пилит, потому что приводная пила бездействует, а 30-сильный двигатель качает один вентилятор для четырех кузнечных горнов!
Петухов захохотал и подавился.
— Тише ты! — зашептал Угрюмый, — это что?.. А вот потеха была недавно с заклепками (Угрюмый хихикнул), — зачем, говорит, нам закупать заклепки, когда у нас своя мастерская есть? Я, говорит, на всю Россию заклепок наворочаю! Ну и наворочал... 308 пудов. Красивые замечательно: кривые, с утолщением и пережженные. Сто двадцать восемь пудов пришлось в переработку пустить, а остальные и до сих пор на складе стоят.
— Ну дела! — ахнул Петухов.
— Это что! — оживился Угрюмый, — ты послушай, что у нас с отчетностью творится. У тебя волосы дыбом станут. Есть у нас в механической мастерской Эр-ка-ка[149], и есть инструментальщик Белявский, — сипел Угрюмый, — он же и член Эр-ка-ка. Так он, представь себе, все заказы себе забрал. Сам расценивает, сам же исполняет и сам деньги получает.
Инженер Гейнеман в целях упрощения всяких формальностей по счетно-финансовой части завел такой порядок. Смотрю я однажды и вижу: счет № 91 на стрелочные работы, исполненные сдельщиком Кузнецовым Михаилом с