Вполне вероятно, что именно картина Егора Егоровича Мейера радует меня по сей день (илл. № 211).

илл. № 211

Я написал в село Тыр о своих поисках. Ответила учительница Тырской школы Галина Ивановна Горошко. Она сообщила, что село Тыр по местным масштабам большое, что жители по-прежнему занимаются рыбной ловлей и даже сейчас живут неплохо. Да, на окраине села вверх по течению Амура, в самом узком месте реки, стоит большой утёс. Школьные краеведы нашли статью о пагоде, которая была на утёсе примерно в начале 15 века, но нынче здесь стоит лишь памятник «Пушка» – свидетель освобождения Дальнего Востока от японских интервентов.

Вот, собственно, и вся загадка старой картины».

Но для меня загадка её оставалась ещё долгое время. Географически очевидно, что Тырский утёс представляет собой правый берег Амура, левый напротив Тыра является обширной низменной долиной. На картине изображён именно правый берег Амура с видом на утёс снизу течения его, освещённый лучами заходящего солнца. Если разделить утёс на три яруса (третий зарос зеленью), то на среднем с трудом различимы три или четыре предмета белого цвета (описанные «пеньки»). Это две памятные плиты и остатки небольшой колонны. Но главной – большой памятной колонны на картине нет. Почему-то Мейер написал её отдельно вне связи с утёсом. Локализацию её на утёсе искали все исследователи памятников, в том числе и я.

Кажется, что её место на утёсе указал первый русский исследователь памятников Г.М. Пермикин в 1854 году. В своём отчёте о путешествии по Амуру, опубликованном в 1856 году, он писал: «В расстоянии не более одной версты от деревни Тыр огромный отвесный утёс выдвинулся к реке, и на открытой верхушке его, к удивлению моему, я действительно увидел замечательные древние памятники. Первый из них, вышиной в два аршина, поставлен в двух шагах от речного обрыва; подножие его сделано из гранита, а верх – из серого мелкозернистого мрамора. Памятник состоит из неправильного квадрата, несколько округлённого сверху; на двух из широких сторон его высечены по четыре буквы, под которыми помещены мелкие письмена столбцами; на боковых сторонах камня также высечены буквы в два столбца. Второй памятник от первого мраморного лежит в четырёх шагах, а от обрыва речного – в одном. По-видимому, он сделан из трёх составных частей: восьмиугольного пьедестала и двух колонн, одна над другой, скреплённых между собой стержнем. Время, а может быть и люди, уничтожили верхнюю часть колонны, она обрушилась в реку. Камень этот сделан из порфира, а письмён на нём никаких нет. От этой колонны в пяти шагах находится третий памятник, несколько похожий на первый и по величине ему равный. Он высечен из мелкозернистого серого гранита, с основанием несколько расширенным; на широкой стороне, обращённой к Амуру находятся письмена (илл. № 212, № 213, № 214).

илл. № 212

илл. № 213

илл. № 214

Далее, в 150 саженях от этих памятников, на узком мысу, отвесно спустившемся к реке, стоит восьмиугольная колонна, несколько похожая на второй памятник. Колонна эта также состоит из трёх частей, довольно резко отличающихся друг от друга. Верхняя часть изображает собой как бы урну; но письмён на ней никаких нет.

Все эти остатки древности производят на путешественника глубокое впечатление. Невольно спрашиваешь себя: каким образом они очутились среди диких пустынных мест между ничтожным младенствующим поколением гиляков?

Рассматривая искусственную часть отделки этих камней, должно сказать, что они были сделаны художнической рукою; особенно поразила меня высечка на граните письмён довольно мелкого шрифта с такой отчётливостью, что в настоящее время лучшие мастера затруднились бы подобным исполнением. Материалы, из которых высечены камни, находятся на самом берегу Амура. Памятник из порфира сделан из той же порфировой скалы, на которой он стоит; мрамор и гранит находятся несколько поодаль. Я употребил всё моё старание, чтобы снять как можно точнее рисунки памятников, показав масштаб их величин, так равно и буквы, однако же, при всём моём усердии многие из строк должен был оставить, по причине образовавшихся трещин и выступивших от времени сталактитов». В дальнейшем Пермикин ссылался на своего спутника по амурскому путешествию Сычевского, который слышал от гиляков, что несколько выше памятников, на горе, был построен небольшой молитвенный храм, следов которого в настоящее время не видно.

Археолог А. Р. Артемьев через 150 лет, производивший раскопки памятников прекрасно знал описание их Пермикиным, но, видимо, по соображению необходимости археологического «открытия», поместил эту колонну на расстоянии 90 метров от вершины утёса (верхнего яруса скал), где и находились обе памятные плиты с письменами. Таким образом, она, по его версии, находилась на втором ярусе утёса, как бы в память о разрушенном китайском храме 1413 года, который, по его мнению, тоже находился здесь.

В 1935 году на Тырском утёсе побывал академик А.П. Окладников. В своей статье о Тырских памятниках он писал: «В обрыве над рекой мы увидели частично обнажившиеся кровельные черепицы серого цвета. Они имели полуцилиндрическую желобовидную форму, а на их внутренней вогнутой поверхности были хорошо заметны оттиски ткани, обычные для старинной китайской черепицы. Черепицы лежали правильными скоплениями, и можно было подозревать, что здесь находится в относительном порядке часть черепичной кровли какого-то парадного здания, вероятно, храма».

Повторно на утёсе Окладников побывал в 1980 году. Судя по публикациям разных авторов, повествующих об исследовании им Тырских памятников, именно он дал жизнь несколько изменённой надписи С.У. Ремезова, которую я уже цитировал. Слово «трупьё» он заменил на «ружьё» и получилось: «А до сего места царь А.

Македонский доходил и ружьё спрятал, и колокол оставил…».

До сего времени многие историки продолжают цитировать эту фразу с ружьём, т. е. оружием. Зачем это сделал знаменитый советский археолог – неясно. Остаётся следовать домыслам. Возможно, «ружьё» придаёт большую фантастичность и сказочность этой фразе, и в целом она звучит неправдоподобно. А «трупьё», да ещё спрятал», а не «похоронил» – имеет большую правдоподобность и заставляет искать ответ на этот нетрадиционный для русского языка словесный оборот. Например, где можно спрятать трупьё? – вот чём вопрос. В земле – хоронят, в воде – топят. А если в пещере? Вот здесь именно его и можно спрятать – точнее не скажешь Придётся при случае обратить ся с этим вопросом к дедушке Сету. Он-то, знает, что спрятано в его пещере.