— Удачи тебе, Лео, — проговорила я.

Каролина снова появилась на пороге. У нее были гладко причесаны волосы, и глаза уже не блестели от слез. Она скользнула к Лео.

— Я напишу тебе, моя дорогая. Она кивнула.

— Будь счастлива и береги себя.

— О, мама, — сказала она, моя прежняя Каролина. — Я не такая глупая. Ты береги себя.

Мэтт и я сели в машину и начали медленно отъезжать по аллее. Вдруг мы услышали звук торопливых шагов по гальке. К нам бежала Каролина.

— Мам, — вымолвила она. — Скажешь Гейбу, что мне очень жаль? Я должна попросить у него прощения.

Я понимающе кивнула. Она добавила:

— Он знает, за что.

Мы уехали, а она все стояла. Я наблюдала за ней, пока мы не повернули за угол. Я искала ее маленькую фигурку среди деревьев. Каролина стояла, все стояла на дороге, ни на шаг, не сдвинувшись с места.

Итак, Мэтт оказался мировым парнем, способным на великодушные жесты, и некоторые из них действительно производили впечатление. Я был не против его присутствия. Он приезжал на каждые выходные, после того как они с мамой объявили о своей помолвке. Я считал все происходящее странным, учитывая «великолепный» опыт мамы в предыдущем браке. То, что она снова стремилась выйти замуж, было мне непонятно. Но было видно, что она искренне этого хочет. Я не смог бы все время находиться рядом с ней.

Мне не пришлось озвучивать Мэтту ту истину, что я не ищу замену папе. Он сам быстро сориентировался. Зная, что я не увлекаюсь спортом, Мэтт говорил со мной о кино, о книгах и музыке. Я не знал, как вести себя, честно говоря. Ведь я был с ним едва знаком. Они с мамой были вместе только полгода, когда решили пожениться. Но, в конце концов, им было, отчего торопиться. Все-таки возраст за сорок обязывает.

Перед свадьбой мы поехали к бабушке и дедушке. До этого я провел три недели в каких-то диких местах (поездка была организована мамой даже без моего ведома), а также участвовал в программе для одаренных учеников с проблемами восприятия письменной речи, которая проводилась в Милуоки.

Мэтт с удовольствием слушал мои рассказы. Женщина, которая была его пассией еще до появления мамы, была помешана на спорте.

— Если она съедала лишний блинчик, то сразу принималась делать отжимания. Обижалась по любому поводу. Да, забыл, каждый день она проезжала на велосипеде сорок миль.

— Но по тебе не скажешь, что ты сильно пострадал от ее одержимости.

Я специально провоцировал его. Он ответил:

— Тебе тоже эта поездка вреда не принесла.

За весну и лето я подтянулся на три дюйма и набрал вес. Мама сказала, что я стал похож на дедушку Джиллиса. После возвращения из похода я не мог переносить безделья. Если я не выезжал на велосипеде, если не делал зарядку, то ощущал, что день прожит напрасно. Но самое главное — я научился контролировать свой гнев, и этот опыт я не стал разделять с Мэтью.

Дело было так. Когда мы все построились перед походом, у нас изъяли огромное количество «контрабанды»: компакт-диски, сигареты, даже книги. Тебе полагался нож. Тебе полагалась бутылка воды. Несколько рубашек и брюк, туфли и один спальный мешок. Если тебе хотелось немного смягчить условия, то твоей заднице ничего не оставалось, кроме как терпеть. Еда тоже была очень скромной. В воскресенье за дополнительную нагрузку можно было получить порцию блинчиков. Кроме того, поощрялась помощь друг другу. Например, если ты чинил чей-то велосипед. Еда в обмен на доброту. Цивилизация отдыхает. Я сдружился с нашим руководителем. Парня звали Лейф. Он едва доходил мне до плеча, но мог спокойно справиться со мной. Мы отправились в настоящий поход. Разбивали палатки. Карабкались по непроходимым местам. Шли вперед. Я еще никогда не встречал такого физически крепкого парня. У него тоже была своя семейная история. Поскольку читать было нечего, слушать было нечего, я прямо спросил его:

— Зачем ты этим занимаешься?

— Это моя работа, — ответил он мне.

— Я имел в виду, — терпеливо продолжил я, — какого черта ты отправляешься в поход по знакомому тебе маршруту в компании всяких неудачников?

— Чтобы они стали более удачливыми, наверное.

— Какой процент из них?

— Один человек из пяти. Всех остальных родители начинают снова портить, покупая им всякую ерунду.

— Это обо мне.

— У тебя немного другая история.

— А у тебя какая?

— Я ненавидел своего отца. Когда мне было семнадцать, я сорвался с места и уехал из дому, а он подвел меня.

— У нас много общего. Только мой, сорвался первым и бросил меня.

— Тут половина таких.

— Он бросил и мою маму, у которой диагностировали рассеянный склероз.

Лейф сорвал стебелек и начал жевать его. Он умел выдерживать паузу. Наконец он покачал головой и прищелкнул языком.

— Мой умер.

— Умер? — Я чуть не подпрыгнул. — И это ты называешь «подвел»?

— Понимаешь, у меня не было возможности сказать ему хоть что-нибудь. И он погиб не в результате несчастного случая.

— О, — только и вымолвил я, понимая, что живой Лео, пусть и такой подлый, — все-таки лучше, чем мертвый Лео. — Мой отец выбрал себе более жизнеутверждающий сценарий.

— Ты думаешь? Может, он и ощущает себя счастливым, но это не значит, что он не думает о тебе. Он наверняка с болью осознает, какого ты теперь о нем мнения.

— Трудно поверить.

— Да?

— Да.

— Вспомни, каким он представлялся тебе, когда ты был младше?

Я сжал кулаки. Я вспомнил, как много нас связывало.

— Не хочу.

— Не верю. Ты что, боишься воспоминаний? Тебе не нравится быть загнанным в угол.

— Все равно я думаю, что мой отец относится к низшим формам жизни.

— Я не знаю твоего отца. Ты тратишь много энергии на ненависть. Я просматривал твои записи…

— Тебе известно, что я не умею писать грамотно.

— Я не говорю о том, как написано. Я имею в виду, о чем ты пишешь. Тема все время одна. Лео меня бросил. Лео меня подвел.

— И?

— Ну, это напоминает нытье маленького ребенка. Папочки нет, и я не в силах этого пережить.

— Ты попал даже мимо «молока», — съязвил я.

— Угу.

Он снова погрузился в свое чертово молчание, которое выводило меня из себя. Затем Лейф сказал:

— Ты когда-нибудь думал, какую власть над тобой имеет отец?

— Никакой власти он надо мной не имеет.

— Нет, дружище, пока ты столько сил тратишь на то, чтобы гореть к нему ненавистью, оттого что он бросил малыша Гейби совсем одного среди мрака, — он с тобой. Но открою тебе один секрет. Если ты простишь его, то станешь свободным. Ведь ты сам говоришь, что отец не имеет над тобой никакой власти. Он не сможет оказать на твою жизнь никакого влияния, представляешь?