Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А у меня оказалось четыре тысячи долларов. Я купил себе место маклера на Нью-Йоркской бирже. Пошил дорогой костюм. Взял кредит и стал шиковать. Нужно сказать, что в те времена Нью-Йоркская фондовая биржа была просто Клондайком для аферистов. А я был, несомненно, аферистом.
Нечто витало тогда в воздухе... Нечто... А я сошелся с одним малым, Генри Бартоком. Рестораны, девочки, все такое... Генри Барток был управляющим в одной из контор Генри Флея Крика — стального короля Америки. Когда он напивался, то начинал беспокоиться о будущем. Вслух. А я был внимательный слушатель.
Вскоре я стал своим среди серебряной молодежи — управленцев крупнейших компаний. Все они говорили об одном и том же. О том, что их беспокоит будущее.
А я — ждал.
Вся игра на бирже состоит в одном: ты имеешь информацию, а другие — нет.
Накануне мы сидели за виски с Генри Бартоком. Он пил и не напивался. Он казался невменяемым. И я понял: пора.
Следующим утром я был на бирже. И с утра начал продавать акции сталелитейных концернов. Естественно, у меня не было ни одной! Но — кто об этом знал? Меня считали человеком Бартока. Да и — был еще не вечер!
Их покупали охотно. Рынок был стабилен. У меня волосы порой шевелились на голове — что, если я ошибся?
А после обеда рынок рухнул. Как в провал. Перед закрытием я скупил нужное количество акций «Юнайтед стилл», чтобы рассчитаться. Подвели итоги торгов.
Утром я продавал по девятнадцать долларов двадцать один цент. И купил вечером по пять долларов четыре цента. Покупателям ничего не оставалось, как рассчитаться со мной. В этот первый день Великой депрессии я стал богаче на два миллиона долларов. Тогда это были громадные деньги.
На четыре года я как бы угомонился. Мне стало ясно, чего стоит рынок, если ты умеешь с ним правильно обращаться. Я слушал курс в университете и готовил свою следующую аферу.
Купил тысячу акров песка на Ближнем Востоке. Завез туда оборудование, нанял инженеров, поставил нефтяную вышку. Начал бурить. Снял и обставил роскошную контору в Эмпайр-Стейтс-Билдинг. По итогам года заплатил двадцать девять тысяч налогов. По итогам следующего — сто. По итогам следующего — двести пятьдесят. На четвертый год — почти миллион.
— Вы нашли нефть?
— Никакой нефти там не было и быть не могло. Из скважин сочилась только бурая вода. Еще — там стояли четыре ржавые вышки и суетилось с полсотни рабочих. Но — кого это интересовало в финансовых кругах? Здесь смотрят бумажки.
Отчетность. Через пять лет компания стоила почти семьдесят миллионов! В одно прекрасное утро я велел своим маклерам продавать ее акции. Постепенно, мелкими пакетами, желательно — мелким держателям. В течение трех месяцев я избавился от акций полностью. И нажил почти сто миллионов зеленых.
Мыльный пузырь лопнул только года через три. Когда акционеры обеспокоились полным отсутствием прибыли. Следствие министерства финансов нарушений не обнаружило. Потому .что их не было! Все — по закону!
Наверное, это была не первая махинация такого рода на Нью-Йоркской бирже, но то, что она была самой успешной, — факт.
Потом? Потом я занимался оборонкой. Перед войной ничего прибыльнее не было. Перед окончанием войны скупил военные траспорты типа «либерти» и переоборудовал их в танкеры. И — продал Аристотелю Онассису.
К середине пятидесятых, прямо перед Суэцкой войной, Онассис стал строить супертанкеры. Все называли это глупой тратой денег. Пока Суэцкий канал не закрыли на десяток лет. Сначала Египет, потом — арабо-израильские войны...
Доставить нефть с Ближнего Востока на Запад иди в Штаты можно было только супертанкерами — в обход Африки. Все они работали на Гетти, Онасиса и на меня.
Всем было выгодно, чтобы израильтяне и арабы мутузили друг друга как можно дольше. Пока танкеры не выработают ресурс.
Но я не стал этим заниматься. Продал Онассису все свои суда. Мне нужны были оборотные средства. Меня интересовали Япония и Южная Корея.
Над потугами японцев и корейцев в автомобилестроении и электронике потешались все. «Японские часы? Это же нонсенс!» По Японии и по Корее еще бегали босоногие кули.
Я не считал это нонсенсом. Я побывал и там и там. У них нет религии.
Религию им заменяет трудолюбие и упорство. И я — сделал ставку. К концу шестидесятых я обогнал и Гетти и Онассиса.
В начале семидесятых я был в России. Самая богатая страна мира. Грешно было не обратить на нее внимание. Я — обратил. Нефте— и газопроводы в Европу — это колоссальная задумка. Ну а в Штатах — технологии «Apple» и, конечно, «паутина».
Воспоминания сэр Джонс прекратил так же внезапно, как и начал. Спросил:
— А что сделал ты, сынок? Раз оказался здесь?
— Я убил российский фондовый рынок.
— Звучит фатально. Этому я не верю.
— У меня было сто миллионов. Чужих. Я грохнул рынок акций «второго эшелона». Чтобы потом — поднять.
— Ста миллионами?
— Нет. Я проанализировал динамику кризисов минувшего десятилетия. Рынок всегда выравнивался.
— В течение какого времени?
— Иногда — две недели, иногда — два месяца. У нас должен был выровнятся быстро: политика.
Джонс поморщился:
— И — что?
Олег пожал плечами:
— Та же политика. Грядет заявление ОПЕК. Попадают российские «голубые фишки». Кому-то в России нужен другой президент. Или — этот, но очень послушный.
— А как же Брежнев?
Олег только покачал головой. Только что ему казалось, что сэр Джонс абсолютно нормален. И вот — снова...
— Брежнев ничего уже не решает, — грустно произнес Гринев.
— Действительно?
— Да.
— Занятно. Кто бы мог подумать. И Серж Корсаков послал тебя сюда.
— Да.
— Зачем?
— Не знаю.
— Я знаю. Серж Корсаков хитер и терт. Он вложился в твой подъем?
— Думаю, да.
— Ты с ним договорился об этом?
— Нет. Я не знал об их существовании. Я их просто вычислил.
— А теперь Корсакову нужно поднимать нефтянку.
— Да.
— И ты станешь нищим.
— Нет. Я стану мертвым.
— Дикие нравы... Пойдем посмотрим.
Коляска с Джонсом проскочила гостиную, выехала в другую комнату. Всю стену занимал громадный экран; в центре — Нью-Йоркский фондовый рынок; по периметру — данные со всех фондовых и валютных бирж мира.
Сверху высвечивалось число. Сегодняшнее. И месяц. Вот только год почему-то был обозначен иной — семьдесят третий.
Джонс нажал несколько кнопок на пульте. Данные с Московской фондовой переместились на большой экран. Джонс просмотрел тренды за несколько недель, щеки его порозовели.