Затем нам приходится указать на несостоятельность тех критических приемов, которые норманизм в лице нашего противника прилагает к другим, более важным, доказательствам. Во-первых, известие "Венецианской хроники" о gentes Normannorum, которые в 865 году напали на Константинополь в количестве 360 кораблей. Автор этой хроники, Иоанн Диакон, писавший в XI веке, повторяет выражение предшествовавшего ему писателя Лиутпранда. Последний заметил о Руссах, что это народ, живущий к северу от Константинополя между Хазарами и Булгарами, в соседстве печенегов и угров, и что "Греки по наружному качеству называют его Руссами, а мы (Итальянцы) по положению страны Нордманами". Следовательно, gentes Normannorum Венецианской хроники просто значит "северные народы"; известие об их нападении, конечно, пришло из Константинополя; а греки не только русских, но и другие народы, соседние северному Черноморью, называли Гипербореями. Если бы Лиутпранд и Венецианская хроника действительно разумели Скандинавов, то вышло бы явное противоречие; оба известия (о нападениях 865 и 941 гг.) получены от Византийцев, а последние в обоих случаях говорят только о Руси, которую знают очень хорошо и нигде не смешивают ее с Варягами. Не разбираю ссылки на писателя XV века Блонди, который повторяет известие Иоанна Диакона, причем смешивает вместе разные события и разные народы (375 стр.). Подобные источники только годны для того, чтобы запутывать вопрос и отвлекать внимание от современных свидетельств о языческой Руси, от тех свидетельств, которые изображают ее сильным туземным народом Восточной Европы.

Сколько исследователи ни разыскивали в средневековых хрониках целой Европы, а до сих пор важнейшими источниками для вопроса о народности Руссов остаются византийские писатели IX и X веков, в особенности патриарх Фотий, Константин Багрянородный и Лев Диакон. А эти писатели, совершенно не зависимые друг от друга, согласно указывают на исконное существование туземной Руси.

По поводу упомянутого нападения на Константинополь в 865 году вновь обращу внимание людей интересующихся на следующий критический прием норманизма. А. А. Куник все еще продолжает относиться к рассказу русской летописи об этом походе как к известию самостоятельному и на основании его продолжает рассуждать об Оскольде как предводителе похода, не обращая никакого внимания на мои возражения. Я говорил и подтверждаю, что известие это не самостоятельно; самое поверхностное сравнение с хроникой Амартола и его продолжателей убеждает, что оно взято буквально из этой хроники или из ее славянского перевода, даже удержано число 200 кораблей, тогда как известие Венецианской хроники, насчитывающее их 360, конечно ближе к действительности. Летописец к простому переводу греческой хроники только приклеил имена Аскольда и Дира. Мой оппонент согласен, что Кий, Щек и Хорев лица мифические, сочиненные на основании географических названий (396); но Аскольда считает все-таки сподвижником Рюрика и предводителем Руссов 865 года. О Дире же он умалчивает и считает их за одно лицо, хотя в летописи ясно указаны Оскольдова могила и Дирова могила, лежавшие в разных местах. Если кто принимает летописную легенду о них за достоверное событие, то простая логика требует согласно с летописью принимать их за два лица, а не за одно[156].

Мы же повторяем, что поводом к рассказу об Оскольде и Дире, без сомнения, послужили названия двух урочищ: Оскольдова могила и Дирова могила. Если бы у летописца были свои домашние сведения об их походе на Константинополь, то не мог он взять без перемен известие из византийской хроники и только приклеить к нему голые имена предводителей. Ясно, что своих сведений не было, а приклейка эта совершенно произвольная. Но А. А. Куник не считает нужным отвечать на подобное возражение. Точно так же взято в русскую летопись из продолжателей Феофана и Амартола известие о морском походе Игоря на Византию. Ясно, что и для этого времени все еще не было домашних сведений о русских походах в Черное море; о походах же в Каспийское наш летописец совсем не упоминает, будучи незнаком с арабскими писателями. Правда, о походе Олега в 907 году и вторичном походе Игоря в 944-м мы имеем летописные рассказы, не зависимые от византийцев, которые совсем не знают этих походов; но потому-то наши рассказы и носят баснословный характер, в особенности о походе Олега. Новое доказательство, что собственных исторически достоверных сведений о морских походах Руси до второй половины X века у летописца под рукой не было. Обстоятельство это уясняется еще более при сравнении с известиями о предприятии 1043 года.

По русской летописи в морском походе Владимира Ярославича участвовала наемная дружина Варягов. Ее участие засвидетельствовано не древнейшими списками летописи, Ипатьевским и Лаврентьевским, а позднейшими сводами, Воскресенским и Никоновским; но без сомнения свидетельство это не выдумано, а взято из более древних списков начальной Киевской летописи. Это свидетельство подтверждается византийскою хроникой Скилицы-Кедрена, которая говорит, что в числе русских войск находились союзники, "обитающие на северных островах океана", т. е. Варяги. Русское известие в этом случае самостоятельное, не зависимое от греческих источников: оно заключает такие подробности, которых нет ни у Пселла, ни у Скилицы-Кедрена; наш летописец почерпнул их из рассказов стариков, современников самому событию[157]. Ввиду этих двух не зависимых друг от друга известий, русского и византийского, присутствие Варягов в русском войске 1043 года уже несомненно. В походах же 865 и 941 годов Варяги не участвовали ни по византийским свидетельствам, ни по русской летописи, которая в обоих случаях представляет только перевод византийских известий. Но в 1043 году, как только Варяги появились перед Боспором в числе русских войск, Византийцы не преминули о том упомянуть. Ясно, что в предыдущих морских походах их не было; так как их присутствие не могло остаться не известным для Византийцев, особенно ввиду множества пленных, захваченных после поражения Игоря. Откуда же являются иногда Варяги нашей летописи в IX и в первой половине X века? Я уже говорил, что исходною точкою зрения для летописца служили времена Владимира и Ярослава, при которых наемные варяжские дружины действительно участвовали в русских войнах и даже занимали почетное место в русском войске. В XI веке к ним уже так привыкли, что не мудрено было летописцу и другим его современникам предположить их участие и в прежние времена, о которых в сущности он знал очень мало. Но там, где он черпал известия прямо из греческого источника, там Варягов нет. Следовательно, большая часть летописных известий о Варягах на Руси в IX и X веках есть плод домашних домыслов, ничем не подтвержденных.