– А Харви дома, Барбара? Если у меня в Ирландии недвижимость, хотелось бы о ней узнать поподробнее.

– Не отключайся, сейчас я его позову.

В трубке было слышно, как Барбара перемещается по квартире. Когда она снова заговорила, в голосе сквозили сладкие нотки:

– Колись, деточка, что тебя в Ирландии заворожило? Или КТО? Почему ты на десять дней пропала?

– Я… потерялась…

– Потерялась! – фыркнула Барбара. – В другой раз, как надумаешь, гм… потеряться, намекни супругам Коэн заранее, окей?

Отлично. Барбара из слезливой клуши снова стала обольстительной язвой.

Трубку взял Харви.

* * *

Через два дня Харви с Барбарой вылетели в Ирландию. Привезли весь архив Оэна – свидетельство о рождении, документы о получении гражданства США, медицинскую страховку, завещание и всё, что касалось финансов. Также мне была вручена целая коробка писем без адресов, Харви извлек ее из комода Оэна. Оэн будто бы взял с него слово, что он, Харви, передаст эти письма мне. Оэн назначил меня вдобавок распорядительницей семейного трастового фонда Смитов – Галлахеров (о наличии такового я и не подозревала), я же стала главным и единственным бенефициаром. Фонд в числе прочего включал усадьбу Гарва-Глейб. Томас Смит был очень богат. Он сделал богатым Оэна, от него же всё досталось мне. И это всё я с радостью отдала бы за возможность провести день с Томасом и Оэном. Или хотя бы с кем-то одним из них.

Стоит ли говорить, как я жаждала поскорее отправиться в Гарва-Глейб – отнюдь, впрочем, не будучи уверенной в том, что смогу жить в доме Томаса совсем одна.

– Ну вот, всех, кого надо, обзвонил, – с удовлетворением произнес Харви, покосившись на часы и переводя взгляд на длинный список, что лежал перед ним на столе. – Смотритель Гарва-Глейб ждет нас в полдень. Предупреждаю, Энн: твою новую собственность обойти – ног не хватит. Никогда не понимал, зачем Оэну эта усадьба. Доходов от нее – кот наплакал, и ладно бы хоть Оэн туда наведывался, в отпуск, к примеру, – так нет. Он даже разговоров избегал о Гарва-Глейб. А чтоб продать – и не заикайся. Ну да ты, Энн, вольна распоряжаться усадьбой по своему усмотрению. В завещании ничего не сказано о запрете на продажу. Кстати, в Гарва-Глейб нас встретят оценщик с риелтором. Тебе, наверно, интересно знать стоимость твоей новой собственности. Узнаешь – тогда и решишь, что с ней дальше делать.

– Я поеду одна.

Не говорить же супругам Коэн, что о продаже Гарва-Глейб и речи быть не может.

– Одна? – опешил Харви. – Почему?

– Потому.

Харви вздохнул, Барбара прикусила губу. Разумеется, оба хотели ехать со мной из лучших побуждений. Беспокоились. Я представила: вот я иду по аллее, жаждая уловить звонкий голосок Оэна, упасть в объятия Томаса. Такие мечтания – из категории занятий, которым нельзя предаваться при свидетелях. Ибо ответом мне будет шорох пресловутого веретена, что успело намотать на себя нить длиною в восемьдесят лет. Я непременно разрыдаюсь в милой Гарва-Глейб, и тогда беспокойство Харви с Барбарой многократно возрастет.

– Харви, Барбара, давайте так, – произнесла я, чтобы смягчить свое довольно грубое «потому». – Вы встретитесь с оценщиком и риелтором, а я попозже приеду. Сама дом посмотрю, ладно?

– Да что такое с этой Гарва-Глейб? – не выдержал Харви. – Оэн точно так же себя вел.

Я не ответила. Не смогла. Харви со вздохом запустил пальцы в свою седую шевелюру, оглядел полупустой ресторан отеля «Грейт-Сазерн».

– Чёрт побери, я себя пассажиром «Титаника» ощущаю!

Я вяло улыбнулась, удивив обоих Коэнов.

– Энн, у тебя с дедом была какая-то особенная связь, – начал Харви. – Оэн тебя обожал. Гордился тобой безмерно. Знаешь, когда он сказал мне про свою онкологию, я сразу подумал: бедняжка Энн, ей этого не вынести. Но сейчас… ты меня просто пугаешь. Безутешная внучка – это одно, а ты… ты словно…

– Потерявшееся дитя? – подсказала Барбара.

– Да нет же. Энн как будто… изнутри полая.

Наши взгляды скрестились. Харви взял меня за руку.

– Энн, где ты? Оболочка здесь, с нами, а душа… куда она улетела?

Я скорбела не по одному только дедушке. Я изнывала сердцем по маленькому мальчику, каким был мой Оэн. По роли матери, которой сама стала для него. Я тосковала по мужу. По жизни в Гарва-Глейб. Опустошенная, я продолжала тонуть. Я так и не выбралась из озера Лох-Гилл.

– Энн придет в себя, Харви, – сказала Барбара. – Просто дай ей немного времени.

– Да, мне нужно время, – подхватила я.

«Дай ей немного времени». Ха! Во-первых, мне его требовалось МНОГО – восемьдесят лет обратного отсчета. Во-вторых, Время – не то, о чем можно просить кого бы то ни было.

* * *

– Вы, случайно, с О'Тулами не в родстве? – спросила я молодого смотрителя, едва газанул автомобиль с Харви и остальными.

Смотрителю было от силы двадцать пять, и что-то в посадке его головы и развороте плеч напомнило мне о славном семействе О'Тул. Представился он Кевином Шериданом, да только имя совсем ему не шло.

– Случайно, в родстве, мэм. Роберт О'Тул – мой прадед. Много лет здесь смотрителем служил. Когда он умер, на пост заступила моя бабушка – его дочь – и ее сын, мой отец. Теперь моя очередь… если, конечно, вы меня не уволите. – На этой фразе Кевин Шеридан нахмурился, и я поняла: он сердцем прикипел к Гарва-Глейб.

– Робби О'Тул – ваш прадед?

– Да, Робби – так его близкие называли. Мама говорит, я на него сильно похож, только мне оно не очень-то лестно. Робби красавчиком не считался. У него был всего один глаз.

Кевин Шеридан определенно хотел вызвать мою улыбку, косил под преданного дворецкого из прошлого века. Мне было не до смеха. Сходство этого парня с Робби О'Тулом казалось мистическим. Робби, а не Кевин стоял передо мной – а я знала, что Робби давным-давно умер. Умерли все обитатели Гарва-Глейб.

Кевин, наверно, заметил, что я вот-вот разрыдаюсь, и деликатно оставил меня.

– Буду поблизости, – сказал он и добавил тоном заправского экскурсовода: – Сам легендарный Майкл Коллинз неоднократно гостил в этой усадьбе!

Я бродила по дому около часа. Искала прежнюю свою жизнь, а находила одни осколки да лоскутки – пепел дней и месяцев, яркость и наполненность которых жила только в моей памяти. Каждая закрытая дверь обещала чудо. Каждая комната, стоило в нее вступить, разочаровывала современным убранством – широченной кроватью с горой подушек, с покрывалом в розочках и такими же портьерами, с неизбежным и никчемным столиком, щеголявшим пафосной композицией из свечек и неживых цветов. Мало того, каждая комната глумилась надо мной, подсовывая намек на минувшее – какую-нибудь «атмосферную» вещь из «оригинальной» обстановки, например письменный стол и комод Томаса, или деревянную лошадку Оэна и полку старинных игрушек, или туалетный столик Бриджид с викторианским стулом, обивка на котором была заменена всё на ту же, подходящую к покрывалу и портьерам. В своей бывшей комнате я обнаружила большой платяной шкаф и граммофон. Распахнула дверцы, уставилась на пустые плечики. Вспомнила день, когда Томас вернулся из Слайго с горой свертков и картонок, крайне довольный, – еще бы, ведь он привез для меня всё, что необходимо женщине. Именно тем вечером я поняла: мое сердце в опасности, я влюблена.