Влад проглотил слюну. Он старался смотреть только на двух пастухов, а не на молчаливого человека, державшегося за их спинами.

— Я хорошо знаю эти горы. Там нет никакой тропки.

Пастух облизнул губы, взглянул на своего родича.

— Князь, прости мою дерзость. Я противоречу тебе, но тропка есть. Ты можешь нам довериться. Мы проводим тебя вниз. Там приготовлены двенадцать лошадей. Другие проводники доставят тебя в Фагарас. Там ты будешь в безопасности.

— Но я в безопасности здесь.

— Скорее всего, это продлится недолго.

— Но мне и не нужно долго. Корвин скоро придет сюда. Вы что-то знаете? — Влад заметил взгляд, которым обменялись крестьяне.

— Ничего такого определенного, князь, — пробормотал первый пастух. — Мы только слышали, что он вряд ли придет.

— Нет, это не так, — произнес Влад достаточно громко для того, чтобы его слышали в других комнатах.

— Дай бог, чтоб вышло по-твоему, мой господин, — произнес второй довольно спокойно. — Но мы можем вывести тебя отсюда сегодня ночью. Потому что утром… — Он пожал плечами и взглянул в бойницу.

— Но это же очень опасно для вас, не так ли? Почему вы рискуете?

— Потому что мы всегда любили твою семью, князь. А еще…

— Что еще?

— Твоя семья любила нас. Твой отец, князь, даровал нам право распоряжаться десятью холмами в округе, пасти там летом наши стада. Он… умер, не успев узаконить свой дар, а теперь жупан Туркул требует вернуть эти места, словно они никогда и не были обещаны нам. Если бы ты, князь… — Он выразительно взглянул на кольцо Влада, на котором виднелась печать. — Тогда мы…

Его обещание повисло в воздухе.

Влад обернулся и взглянул на бесчисленные огни турецкого лагеря, на вершины холмов, скрытые за деревьями, прислушался к несмолкающему стуку топоров. Дракула почувствовал, что готов, выхватил кинжал, в три шага пересек комнату, схватил человека, одетого в монашескую рясу, сорвал с него капюшон и поднял клинок.

Елизавета приподнялась на кровати и пронзительно закричала. Пастухи бросились вперед, но Илья преградил им путь, поднял меч, и они остановились. Все неотрывно смотрели на Дракулу и на молодого человека, который преклонил колени перед князем и зарыдал.

Илья и Елизавета затаили дыхание.

— Кто ты? — шепотом спросил Влад.

Один из пастухов попытался приблизиться, но вспомнил об Илье и остановился.

— Князь, это твой сын, — проговорил он.

Елизавета вскрикнула, соскочила с кровати и пристально посмотрела на молодого человека. Юноша, закрывший было глаза в ожидании неминуемого удара, услышал, как смягчился голос Дракулы, и взглянул на него.

— Кто была его мать?

— Ее звали Мария Станкту. Она умерла, когда он появился на свет.

— Я не помню ее.

— В этом нет ничего удивительного, князь.

Дракула медленно опустил оружие, сунул его в ножны, протянул руку, взял юношу за подбородок и осторожно приподнял его голову. В лице этого парня мальчишеского было гораздо больше, чем мужского, но князь четко видел собственное отражение, уносящее его в прошлое. Те же скулы, высокий лоб, длинный нос, густые черные волосы и брови.

Только глаза немного отличались. Они были не так глубоко посажены, но такие же зеленые, как у него самого.

Влад взглянул в них кивнул.

— Теперь я вспомнил ее, — сказал он, и это было правдой.

Он приехал сюда во время своего первого недолгого правления, в тысяча четыреста сорок восьмом году, четырнадцать лет назад, чтобы повстречаться с людьми, которые всегда верно служили Дьяволу, и осмотреть башню замка, построенную еще его дедом. Прелестная пастушка, одинокий молодой князь. Одна ночь.

— Как твое имя? — спросил он юношу, все еще держа его за подбородок.

— Мать просила, чтобы меня окрестили Николаем, в честь ее отца, — ответил тот.

Звонкий мальчишеский голос то и дело сбивался на низкий, по-мужски грубоватый тон. Потом во взгляде парня что-то изменилось, глаза потемнели.

— Однако я всегда называл себя Владом, в честь своего отца, — добавил он негромко, но с едва скрываемой теплотой.

Некоторое время в комнате царило молчание. Отдаленный стук топоров и крики работников вернули всех к действительности. Затем вдруг раздался внезапный резкий свист и пронзительный женский крик.

Стрела влетела в узкую бойницу и воткнулась в изголовье кровати всего в пяди от лица Елизаветы.

Ион потер глаза и опустил лук. Он всегда умело обращался с этим оружием и преуспел в стрельбе не меньше Влада. Было тихо, безветренно, вроде бы ему ничего не мешало. Однако стрелять предстояло в темноте, с двух сотен шагов, с одной вершины холма на другую. Тремблак целился в крошечный огонек свечи, который мерцал в бойнице. Два первых момента, когда можно было бы выстрелить, он пропустил намеренно. Письмо Ион тоже писал трижды, и только последний, третий вариант удовлетворил его. Он помнил о том, что «три» — это число Святой Троицы, число спасения.

Один — во имя Господа, один — во имя человека, а один…

«Один — дьяволу», — подумал он, в последний раз поднял лук, глубоко вздохнул, задержал дыхание и прицелился.

В голове Иона мелькнула мысль о том, что стрела, вокруг древка которой он обмотал свое письмо, несет с собой судьбу Дракулы. Потом он выдохнул, отпустил тетиву и через мгновение услышал крик женщины. Он выбрал цель и попал в нее. Судьба сама распорядится, кто окажется на том месте, куда угодит стрела.

Больше криков не последовало. Ион был очень рад этому. Они напомнили бы ему о других, тех самых, которые он слышал в соборе.

Влад сразу узнал почерк. Они с Ионом учились писать, когда им было по семь лет.

— Что там написано? — дрожащим голосом тихо спросила Елизавета.

— Прочти сама, — ответил он, передавая ей письмо. — Громко. Вслух.

Она взяла письмо.

— «Ворон сидит в своем гнезде. Топоры расчищают поле, чтобы высадить на нем пушки. Эти семена дадут ростки, как только поднимется солнце. Они строгают для тебя кол. Если можешь, беги».

Елизавета подняла голову, взглянула на Влада и спросила:

— Что ты будешь делать?

Взгляды всех людей, присутствовавших в комнате, устремились на князя.

Он обернулся, так же пристально посмотрел на пастухов, Илью, своего сына, только не на княгиню и ответил:

— Я уйду из замка.

Илья взял письмо из рук Елизаветы, взглянул на него и сказал:

— Воевода, это рука ворника.

— Да.

— Значит… — Могучий воин колебался.