Реакцию Филиппа Августа на это внезапное сближение двух монархов нетрудно себе представить. Как всегда, однако, он скрывал свое недовольство. Внешне его взаимоотношения с Ричардом оставались сердечными. Им было что обсудить, прежде чем они вновь пустятся в путь. Следовало установить жесткие нормы поведения для воинов и паломников, решить проблемы транспортировки и снабжения, договориться о судьбе завоеванных территорий и дележе добычи. При обсуждении всех этих вопросов Ричард оказался неожиданно сговорчивым, и только по одному пункту, не связанному с Крестовым походом, он упорствовал. Речь шла о сестре французского короля Алисе, которая была отослана в Англию более двадцати лет назад, как невеста одного из сыновей Генриха II. Ее прочили в жены Ричарду, которому, как можно догадаться, она оказалась не нужна, но, вместо того чтобы вернуть ее во Францию, Генрих держал ее при своем дворе, затем сделал ее собственной любовницей, и она почти наверняка родила от него ребенка. Теперь Генрих умер, а Алиса в возрасте тридцати лет все еще жила в Англии, так и не выйдя замуж.

Едва ли Филиппа беспокоила ее судьба; он пальцем не пошевелил, чтобы помочь своей другой сестре, даже более достойной жалости, – Агнессе-Анне Византийской, дважды овдовевшей при ужасных обстоятельствах еще до того, как ей исполнилось шестнадцать лет. Но бесчестья французской принцессы он не мог простить. Оказалось, что Ричард так же тверд в этом вопросе, как и Генрих. Он не только категорически отказался сам жениться на Алисе, но имел наглость оправдать свое отношение к ней ее запятнанной репутацией. Это стало серьезным испытанием хладнокровия Филиппа, а когда Ричард заявил, что его мать Элеонора в этот самый момент держит путь на Сицилию с другой невестой – принцессой Беренгарией Наваррской, между двумя монархами едва не произошел полный разрыв. Наверное, исключительно для того, чтобы пустить пыль в глаза, Филипп принял приглашение Ричарда на большой пир в Матегрифоне, который состоялся на Рождество, но он мог утешаться мыслью о том, что большинство сицилийцев, присутствовавших на торжествах, вели такую же борьбу со своей совестью.

3 марта 1191 г. король Англии приехал по приглашению короля Сицилии в Катанию. Оба подтвердили свою дружбу и обменялись подарками – пять галер и четыре конные упряжки предназначались для Ричарда, который, согласно по крайней мере двум источникам, предоставил Танкреду еще более ценное доказательство своей привязанности – меч короля Артура, Экскалибур, который был найден всего несколькими неделями раньше около тела старого короля в Гластонбери[161]. После этого оба короля отправились в Таормину, где ожидал недовольный Филипп. Танкред по причинам, о которых можно только догадываться, показал Ричарду письма, которые король Франции направил ему в предыдущем октябре, предупреждая его об английских махинациях, после чего новой ссоры между монархами Англии и Франции едва удалось избежать. Но в конце месяца союзники помирились и расстались внешне вполне дружески, когда 30 марта Филипп отплыл со своей армией в Палестину.

Он хорошо рассчитал время отплытия, или, возможно, это Элеонора и Беренгария хорошо рассчитали время своего приезда. Едва французский флот исчез за горизонтом, их корабли бросили якорь в заливе. Прошло сорок четыре года с тех пор, как старая королева последний раз посетила Сицилию по приглашению Рожера II на обратном пути из Святой земли. Во время второго визита она надеялась поприсутствовать на свадьбе своего любимого сына и девушки, избранной ею лично. Но начался Великий пост, а о венчании во время поста не могло даже идти речи. Несмотря на недавнее запрещение женщинам участвовать в Крестовых походах, было решено, что Беренгария отправится со своим будущим мужем на Восток. Молодая королева Иоанна, которая страшно не хотела оставаться на острове, стала для нее прекрасной компаньонкой. После того как все решилось, Элеонора не стала задерживаться. Проведя три дня в Мессине, эта дама, прославившаяся своей неиссякаемой энергией на всю Европу, – ей исполнилось к тому времени шестьдесят девять лет, и она путешествовала три месяца – снова отбыла в Англию.

Простившись с матерью, Иоанна на следующий день сама отплыла с Беренгарией в Святую землю. Ричард предоставил в их распоряжение один из своих больших кораблей, он был не столь быстроходен, как обычные галеры, но значительно более комфортабелен, и на нем нашлось место для прислуги, обслуживавшей дам, и для их огромного багажа. Сам Ричард остался еще на неделю, организуя погрузку своей армии и разрушение Матегрифона. Наконец, 10 апреля он тоже отбыл. Мессинцы едва ли сожалели о его отъезде.

Но король не разделял их чувств. Конечно, Сицилия могла жить более счастливо и мирно без буйного Ричарда – но только до тех пор, пока Генрих Гогенштауфен откладывал свой поход. Если бы Ричард задержался еще немного, он мог бы оказать Сицилии бесценную помощь и, возможно, сыграть решающую роль в ее судьбе. Но нельзя винить его за то, что он покинул остров: его присутствие срочно требовалось в Палестине – где теперь, через четыре года после битвы у Хэттина, ситуация была совершенно отчаянной – и его крестоносная клятва имела больший вес, чем все прочие обязательства. Тем не менее с его отъездом единственная надежда Танкреда на спасение своей страны от имперских лап рухнула. Теперь, когда гроза придет, он должен будет встретить ее один. Король не мог знать, что до этого момента осталось меньше трех недель.

Если бы Генрих Гогенштауфен следовал первоначальному плану кампании, он бы покинул Германию в ноябре 1190 г. и почти наверняка явился бы на Сицилию до отплытия английских войск. Но ему помешало известие, полученное как раз в тот момент, когда он собирался выступить в поход. 10 июня его отец Фридрих Барбаросса после долгого и тяжелого путешествия через Анатолию вывел свою армию из последнего ущелья Тавра на плоскую прибрежную равнину. Стояла невыносимая жара, и маленькая речка Каликадн, которая пробегала через городок Селевкию к морю, манила путников к себе[162]. Фридрих пришпорил коня и поскакал к речке, предоставив своим людям следовать за ним. Больше его не видели живым. То ли он спешился, чтобы попить, и его сбило ног быстрое течение, то ли его конь поскользнулся в грязи и сбросил его, то ли его старое усталое тело – ему было около семидесяти – не выдержало падения в ледяную горную реку – неизвестно. Его вытащили, но слишком поздно. Когда подошли основные силы армии, они увидели своего императора мертвым на берегу.