– Но…

– Она права.

От этого голоса я вздрогнул: сила, которая всегда гремела в голосе моего дяди, теперь ушла, а сам он стоял, одной рукой тяжело опираясь на трость, а другой держась за руку моей матери, которая стояла рядом с ним.

– Я обещал воздвигнуть статую в честь юной Джульетты, а Капулетти решил сделать то же самое в честь моего Ромео. Так неужели мы будем отрицать любовь живых, воспевая любовь мертвых?!

Я искал в лице матери следы тревоги или негодования, но она улыбалась мне сквозь слезы, и я видел, что она по-настоящему и безоговорочно счастлива.

А потом вдруг раздался громкий, требовательный стук клюки, толпа расступилась с поспешной готовностью, и в зал вошла, поддерживаемая трепещущими слугами, сама Железная Синьора, моя бабушка. Она была одета в черное, и все эти слои бархата, кружев и тюля делали ее похожей на обуглившийся труп. Лицо ее было ужасающе бледным, а выразительные глаза метались по комнате, отмечая врагов, а потом она остановила полный бешенства взгляд на мне.

– Предатель своего рода! – возопила она, потрясая клюкой. – Полукровка, выродок! Я проклинаю тебя, глупец! Ваша светлость, здесь, перед вами, стоит тот, кого вы безуспешно искали несколько лет! Тот, кто дурачил ваших гвардейцев и плевал на ваши собственные законы! Позвольте представить вам этого преступного негодяя – это Принц Теней!

Она ударила клюкой с металлическим наконечником в мраморный пол с такой силой, что камень едва не треснул, и по комнате пошел такой звон, словно зазвонили к заупокойной службе. Все потрясенно замерли, все лица обернулись ко мне, а потом взгляды всех присутствующих устремились на герцога. Половина из тех, кто стоял сейчас в этом зале, были жертвами моих преступлений, и теперь они ждали только разрешения герцога немедленно свернуть мне шею.

Герцог Эскала, в свою очередь, с недоумением воззрился на Монтекки и мою мать.

Все. Надежды у меня не осталось. Слишком долго бабушка терроризировала нашу семью, ее боялись и ненавидели, и она увлекала всех нас за собой, как ураган уносит сорванные листья.

Но вдруг…

Мой дядя выпрямился и заговорил:

– Примите мои извинения, досточтимый герцог: моя мать… она не в себе. Разум ее помутился, не выдержав испытаний последних нескольких недель, и ей повсюду мерещатся враги и призраки, как это бывает иногда с пожилыми людьми. Мы как следует позаботимся о ней, отныне она не будет выходить из дома и больше никогда не сможет никого оболгать.

Бабушка в изумлении раскрыла рот, и выражение лица у нее сейчас было такое комичное, что я еле удержался от неподобающего моменту смеха. Интересно, кто-нибудь когда-нибудь осмеливался ей вот так открыто перечить? Уж точно не ее сын.

Моя мать присела перед правителем Вероны в реверансе и сказала:

– Ваша светлость, я отошлю синьору домой, если вы позволите. Негоже, чтобы ее видели в таком состоянии.

– Мой разум ясен, как никогда! – выплюнула моя бабушка и замахнулась своей клюкой прямо на герцога. – Ты презренная английская шлюха, а ты трус, у которого кишка тонка! Говорю вам, мой внучатый племянник…

– Проследите, чтобы с ней хорошо обращались, – прервал ее герцог. – И с сегодняшнего дня не выпускайте ее из дома.

– Ваша светлость. – Мать опять присела, потом выставила палец вперед, указывая бабушкиной свите дорогу, и те подхватили брыкающуюся и изрыгающую проклятия старуху и поволокли ее к дверям, все в черном – словно кучка муравьев.

Моя мать шла следом, и я почти видел, как мантия главы семьи, всегда принадлежащая бабушке, опускается ей на плечи – ибо теперь ей предстояло стать во главе дома Монтекки.

Действительно наступали новые времена.

– Мои гвардейцы клялись мне, что Принц Теней мертв, – сказал герцог Эскала и пристально посмотрел на меня, очень пристально и очень многозначительно. – Я думаю, мы больше никогда о нем не услышим. А выслушав показания синьорины Розалины, я выношу такое решение: Капулетти напрасно обвиняют Бенволио во вторжении и покушении на честь этой девицы. Нынче у нас похороны, время для печальных размышлений и скорби. И солнце, словно чувствуя нашу печаль, тоже спряталось сегодня за тучи. – После этих слов впервые за все время слабая улыбка тронула уголки его губ. – Но завтра, возможно, солнце вновь выглянет из-за туч, и сумрак рассеется, и начнется новая история отношений двух семей, которых отныне объединяет не только горе, но и в грядущая радость. А сейчас, Бенволио и Розалина, возьмитесь за руки. Она не поедет ни в какой монастырь, а ты не отправишься в тюрьму. Идите и постарайтесь облегчить своим семьям боль утраты, а завтра мы поговорим с вами о более радостных вещах.

Я повернулся к Розалине и хотел ее обнять, но девушка уже первая бросилась мне на шею, обхватила меня обеими руками и прижалась ко мне всем телом.

А герцог Эскала кое в чем все-таки ошибся: солнце вышло из-за тучи не завтра, а как раз в этот момент, и его луч скользнул в окно тронного зала. И в его сиянии я видел благословение нам и нашей любви – от Ромео и Джульетты, от Меркуцио и от всех, кто любил и потерял свою любовь.

А в улыбке Розалины – торжествующей прекрасной улыбке – было все наше наконец обретенное счастье…