Линда Шварцер причислила меня к мужественному воину, – разрезалось на множество мелких кусочков и тут же поедалось знатью и жрецами – для того, чтобы обрести мои достоинства. Кровь у майя почиталась, как «любимейшая пища богов».

И тогда я, по всей видимости, попадал прямиком под землю – в потусторонний мир, или ад. И опять-таки этот ад был не один. Скорее всего, я попал бы в девятый, самый темный и глубокий, в пекле которого владычествовал Ах Пуч, куда моя душа наверняка должна была попасть…

– … Нашли её – эту фрау Шварцер? – очнувшись от грез, спросил я и поправился: – Альбу Торрес?

– Нет, – мотнула головой Саманта. – Никаких следов.

– И не найдут, – угрюмо произнес я. – Хотя я не думаю, что она выжила. Взрыв то ли спровоцировал землетрясение, то ли просто совпал по времени с природным катаклизмом. Скорее всего, ее завалило глыбами, рухнувшими в святой колодец, вместе с теми злополучными «ранцами». Святой колодец был погребен под мощным завалом. Все кануло в девятом, темном и глубоком пекле, где владычествовал ужасный бог Ах Пуч…

… Вернувшись через несколько дней в Веракрус, мы поселились с Самантой в мотеле, как водится у агентов, в разных номерах. По телефону я сделал предварительный рапорт Джонни, а потом в Германию – на подставное лицо для передачи в Центр.

Потом наступили дни приведения всех дел в порядок, подготовки официального отчета и т. п. Однажды вечером я услышал стук в дверь: это была Саманта Смит. Я увидел ее совершенно другой – женственной, привлекательной, желанной.

Я сразу понял, зачем она пришла. Свою верхнюю одежду она аккуратно сложила на стуле в углу и теперь была одета в точности так же, как тогда, в отеле Форта-Лодердейл, когда я ее впервые увидел, – в ультрамариновых джинсах.

Она выставила два запотевших стакана с охлажденным шотландским виски.

Все было настолько очевидно, что я даже растрогался – если вы понимаете, что я имею в виду – мне ясно давали понять, что нам надо завершить одно мероприятие, на которое не хватало времени ни в Форте-Лодердейл, ни в мексиканских джунглях недалеко от деревеньки Эль-Питаль.

– Надеюсь, вы не против шотландского виски? – спросила она.

Я шагнул к ней, невольно протянул руку и легонько дотронулся до ее обнаженного плеча.

Кровь ударила мне в голову. Небольшая комната с широкой двуспальной кроватью и кое-какой мебелью закачалась будто в сладком сне.

– Саманта! – прохрипел я. – Но в моем меморандуме об этом нет ни слова.

– Я доложила о проделанной работе в Центр, а новых инструкций мне не выдали, – спокойно отозвалась она. – Так что сейчас я свободна от работы и делаю что хочу.

Возможно, я глупо уставился на нее, потому что Саманта сказала с иронией:

– Если тебе не нравится мой наряд, то можешь помочь его снять. – И она повернулась, подставляя мне молнию, которую я должен был расстегнуть. – Ну же, давай, я жду…

Такого у меня не было ни разу. Часа два или три мы не могли насладиться друг другом. Потом был перерыв, и мы выпили двойное виски, наколов льда из холодильника. Затем все началось сначала…

Не помню, как заснул, но проснулся в объятиях Саманты. Осторожно, чтобы не разбудить, высвободился из ее рук.

Побрился, оделся и спустился в буфет за кофе.

Она еще спала, когда я вошел в номер с кофе. Спала она или только притворялась спящей, понять было трудно.

Саманта вольно или невольно, но позволила мне рассмотреть себя в обнаженном виде с кончиков пальцев ног до кокетливого носика и распущенных волос. Она лежала, раскинувшись на большой измятой постели, нагая – как на картинах художников, работающих в стиле «ню». Она выглядела как топ-модель, перенесенная сюда прямо с подиума.

Я с грохотом закрыл дверь – она лишь слабо шевельнулась, сладко потянулась и, открыв глаза, устремила на меня томный взгляд.

– Кофе подан, мэм! – объявил я. – Будь я проклят, если ты не самая обольстительная женщина, с которой мне когда-либо пришлось провести такую грешную ночь.

Саманта рассмеялась.

– Я постаралась и рада, что мои труды не пропали даром.

Саманта поднялась, открыла гардероб и царственным жестом потребовала, чтобы я подал ей соболью пелерину и накинул на ее плечи.

Я поставил поднос с кофе и повиновался. Завязав крошечный бантик на шее, она вздернула лицо в ожидании поцелуя. Я поцеловал ее.

– Жизнь – это цепь упущенных возможностей, Саманта, – сказал я спокойно. – Перед нами, христианами, всегда стоит проблема выбора: как поступить в данный момент. У мусульман, кажется, такой проблемы нет. Может, нам стать последователями пророка Муххамеда?

Она пристально посмотрела на меня.

– Пей кофе, – продолжал я. – Наши авиабилеты лежат на комоде.

Она облизнула губы.

– Что ты этим хотел сказать? Чтобы я стала наложницей в твоём гареме?

– Менять веру мне уже поздно. А пока… пока летим вместе в Нью-Йорк. Как коллеги.

– И как любовники?

– Разумеется. У тебя есть минут сорок пять, чтобы одеться и доехать до аэропорта. Я заказал такси, нас отвезут, – грустно проговорил я.

– Ты меня разочаровываешь, дорогой, – сказала она, шумно вздохнув. – Ты опять становишься сентиментальным.

– Просто мне разрешили поступать по собственному усмотрению.

– А я-то думала, что у вас, немцев, все зарегламентировано по параграфам, инструкциям и меморандумам. Но оказывается, и вы – люди, и ничто человеческое вам не чуждо.

Она задержала на мне взгляд, но я не смог догадаться, что таилось в нем. Потом она рассмеялась и стала одеваться.

В аэропорт мы приехали, когда заканчивалась регистрация. Со стороны можно было подумать, что мы молодая пара, которая вернулась после медового месяца в раскаленный и пахнувший выхлопными газами город-ущелье Нью-Йорк.

В аэропорту имени Кеннеди мы стали прощаться. Я вложил ей в руку небольшую походную сумку, с которой она пришла ко мне в номер.

Мы расцеловались.

– Пока, Саманта.

– До свиданья, Пит, – сказала она. – Жаль, но мне кажется, что мы никогда больше не увидимся. По крайней мере… мне хотелось бы надеяться на другой исход.

И она пошла, не оборачиваясь, к «кадиллаку», из которого ей махнул какой-то мужчина в темных очках.

Я посмотрел ей вслед…

К Джонни я не стал заезжать, а только позвонил и наговорил ему и его жене массу приятных слов. Хотя мог бы и заехать. Думал, что еще увидимся, что он будет жить сто лет и больше. Оказалось, что я ошибся, действительность была более печальной, чем думалось…

P. S.

Следующим летом, я узнал грустную новость: Джонни положили в больницу с диагнозом «опухоль мозга». А через месяц – в