Прозвучал рог, и Хакон двинул своих людей в наступление. Стена норвежцев быстро надвигалась. Люди Хакона шли скорым шагом, уверенно держа строй. Датчане пока стояли, изготовившись к короткому броску навстречу врагу.

Коротко и хрипло взвыл датский рог: захлопали тетивы луков. Кто-то из норвежцев завалился назад со стрелой в глазнице, кто-то уронил щит. Потом взвились в воздух метательные копья – с сухим треском они вонзались в щиты, втыкались в землю под ногами наступающих, ранили и убивали. Норвежцы не отвечали, лишь прибавив шаг и пригнув к щитам венцы шлемов, будто шли против сильного ветра.

Когда до противника осталось меньше десятка шагов, датский строй шагнул вперед. И тут же, словно только этого и ждали, в норвежском войске тоже прозвучал рог. Высокий и чистый звук пронесся над полем. Норвежцы разом ударили копьями – почти в упор. А из середины норвежского строя с яростным ревом вперед устремился клин – прямо туда, где вился на высоком древке стяг Горма.

На острие вражеского клина, прикрывшись щитами, шли два великана, выделявшиеся свирепым видом. С жутким воем вломившись в ряды датчан, берсерки, не ведающие страха и боли, косили врагов клинками, будто колосья. Сразу за ними следовал воин в белой одежде, гладко выбритый, как и сам Хакон-конунг, с поднятым бродексом. Это был ирландец Донах из ближней конунговой дружины, который вместе с ним прибыл в Норвегию из Англии. Перед боем Донах поклялся принести голову Горма или умереть. Теперь он рычал не хуже берсерка, нанося во все стороны страшные удары.

Норвежский железный клин смял датский строй и схлестнулся с телохранителями конунга. Одному берсерку начисто снесли голову ударом секиры, другой сцепился сразу с тремя конунговыми хирдманами. Донах рванулся вперед, делая широкий замах: его страшный удар разрубил древко знамени и лицо знаменосца. Стяг с черным вороном рухнул под ноги, и его мгновенно затоптали. Неистовый Донах вновь поднял оружие, метя в шлем конунга с золотым драконом на гребне. Лишь один удар отделял его от выполнения клятвы. Но сразу два копья приняли ирландца и отшвырнули тело в кровавый водоворот сражения. Телохранители Горма попятились, но не отступили, смыкаясь над павшими и яростно обороняя своего вождя.

* * *

На правом крыле датского войска сражались Инглинги со своими людьми и теми, кого Горм отдал им под начало. Все шло как обычно: Олав отличался личной храбростью, но совершенно не думал о пользе дела. Вернее, думал так, как сам ее понимал, а не как ему советовали умные люди. О просьбе Горма – держать свой край и не рваться вперед – он начисто позабыл.

– Там впереди все лучшие люди Хакона! – завопил он, увидев, как вражеский клин сминает строй посередине. – Убьем его, и победа будет нашей! Вперед! За мной!

И, широко взмахнув мечом, ринулся на врага. Целью его был белый стяг Хакона.

– Вперед! – ревел он, неистово работая клинком. – О нас сложат песни! Прославим наш стяг!

Поначалу Олаву удалось довольно глубоко ворваться во вражеские ряды, но следом за ним устремились лишь его собственные люди. А их было не так много, и это были не столь могучие герои, чтобы противостоять лучшим воинам Норвегии, которых Хакон поставил в голову клина. Вскоре одни ютландцы отстали, другие были убиты или ранены. Вырвавшийся вперед Олав оказался среди врагов один. Лишь Рагнвальд держался позади него, ловко орудуя копьем под прикрытием дядиного щита – собственный щит он закинул за спину, чтобы иметь обе руки свободными.

Но по сторонам от конунга никого из своих не было. Олав вскинул руку с мечом, чтобы нанести очередной удар – и в этот миг в его открытый правый бок вошло копье кого-то из норвежцев. Кольчуга была порвана, Олав споткнулся, захлебываясь криком и кровью, и тут же боевой топор ударил его по голове, опрокидывая на землю.

– Ко мне! – отчаянно заорал Рагнвальд. – Конунг ранен!

Стоя над телом Олава, он ожесточенно колол копьем во все стороны. Один из норвежцев опрокинулся, получив удар прямо в глаз, другой, сунувшийся было вперед, покатился по земле, оглушенный копьем, как дубиной.

– Ко мне! – вновь закричал Рагнвальд и вдруг поперхнулся.

Кто-то из норвежцев вырвал из тела под ногами сулицу и метнул. Острие попало Рагнвальду в грудь и пробило кольчугу. Он пошатнулся от удара; жесткий холод перебил дыхание, враз ослабели сжимавшие оружие пальцы. Рагнвальд упал прямо на тело родича, словно и в последний миг желая его защитить.

* * *

На левом крыле сражение развивалось для датчан более успешно. Благодаря твердому руководству бойцы Харальда не отступили ни на шаг.

– Держать строй! Бей их, бей! – во все горло орал Харальд, нанося удары по вражеским головам поверх собственного строя.

Тьяльви со своим легковооруженным отрядом не подвел. Когда правое крыло норвежцев втянулось в бой, его люди выбежали вперед, обходя их с боку. Стрелы и сулицы засвистели, легко находя поживу, вонзаясь в незащищенные бока и спины – кольчуги были даже не у каждого десятого, а щит прикрывал воина лишь спереди.

Люди Хакона пришли в замешательство, многие стали разворачиваться лицом к новой опасности, кто-то отвечал на выстрелы. Норвежский строй дрогнул, напор ослаб, и Харальд понял, что время пришло. Нельзя упускать миг удачи.

– Вперед! – проревел он, перекрывая шум битвы. – Вперед! О-о-дин!

Его секира, будто молот Тора, обрушилась на вражеский щит; пытаясь прикрыться от удара сверху, норвежец пропустил укол копья, согнулся и упал.

– Вперед! Боги видят нас!

Широкое лезвие бродекса почти начисто снесло голову норвежцу, стоящему чуть правее. Свирепый и неукротимый, будто сам бог грома в вековечном сражении с великанами, Харальд развалил грудь еще одному противнику, не успевшему освободить застрявшее лезвие топора. Вокруг сражались его хирдманы, прикрывая вождя с боков. Строй норвежцев начал разваливаться, стремительно откатываясь назад.

Нижний острый выступ бродекса, скользнув по чужому шлему, застрял в кольцах бармицы. Харальд рванул оружие на себя, подтягивая врага, как пойманную рыбу, и кто-то из его людей поспешил того прикончить. Освободить секиру не получалось. Харальд бросил ее, выхватил из ножен Синий Зуб, телохранитель поспешно сунул ему в руку поднятый с земли щит. И вовремя: возле умбона тут же вонзилась брошенная сулица.

* * *

Сам Хакон-конунг в бою не участвовал, стоя позади рядов в окружении знаменосца и телохранителей. В середине построений, куда он бросил личную дружину, шла дикая рубка. Стяг Горма упал, но противник продолжал ожесточенно сопротивляться. Бой слева перешел в мешанину из отдельных схваток, где с каждой стороны было по несколько человек.

Отважный и необдуманный порыв Олава изменил многое: оба строя распались, но датские бонды со своими отрядами, сплотившись вокруг вождей, продолжали биться. Раненый знаменосец, венд по имени Яр, с обычным молчаливым упорством удерживал синее знамя Олава, и большинство участников боя даже не знали, что конунг погиб. Справа же норвежцы дрогнули и покатились назад: спереди на них давила дружина Харальда, а сзади продолжали осаждать стрелами и сулицами молодые воины Тьяльви.