Сергей с Николаем закончили свой рассказ, а я сидел в полном ступоре. О лагерях смерти, таких как Освенцим и Дахау в будущем слышали, наверное, все. Но мало кто слышал о детских донорских лагерях. По-видимому в советское время об этом умалчивали, боясь вызвать волну ненависти по отношению как к немцам их того же ГДР, так и к отсидевшим и уже, зачастую, реабилитированным бывшим коллаборационистам их числа украинцев, белорусов и русских. Ведь были ещё живы родители, у которых дети пропали в годы войны на оккупированных территориях.

На Риту тоже было страшно смотреть. Безжалостная машина смерти, которая могла абсолютно хладнокровно перерезать горло фрицу и сразу после этого пойти обедать, стояла не моргая глядя в одну точку. Из глаз у неё непрерывным потоком текли слёзы.

— Нам старшина приказал во что бы то ни стало найти партизан и сообщить обо всём. Нужно детей спасать, — произнёс Николай после недолгого молчания. Было видно, что и им обоим было тяжело вспоминать всё это.

— Что за старшина? Кто он такой? — я стряхнул с себя оцепенение. Сейчас не время для этого.

— Старшина Плужников. Ну, то есть, бывший старшина. Он у нас фельдфебель нашей первой роты. Нормальный мужик. Руководитель нашей подпольной ячейки, — подключился к разговору Сергей.

— Что же ты мне вот так сразу всё рассказываешь? — я чуть прищурившись посмотрел на него, — А вдруг мы на немцев работаем?

— Неет, — он усмехнулся в ответ, — Вы точно партизаны. Вы извините, но от вас двоих пахнет костром, будто вы рядом с ним ночевали. А от немцев пахнет душистым мылом.

— Так себе признак, но ты прав, немцам мы не служим. Где сейчас этот ваш старшина-фельдфебель?

— Так с нами, здесь, на станции. Мы через день в караулы ходим, а он за разводящего. Немцы ему доверяют.

— Передайте ему, что нам нужно встретиться, — я развернул карту и попросил показать, где расположены посты, — Значит послезавтра вот здесь, — я показал на карте на небольшой овражек в километре от крайнего поста, — Пусть приходит один. Будет ещё кто, то всех перестреляем и уйдём. Так и передайте. Буду ждать его с полудня до 16 часов. А теперь идите, а лучше бегом бегите. Слишком долго вы здесь гуляете.

— Ты им веришь? — спросила Рита, когда два «дружинника» скрылись из вида, — Они же предатели? Им же слова свои подтвердить нечем.

— Ну так и ты свои слова ничем подтвердить не можешь, но я ведь тебе поверил и верю сейчас. А им нет, до конца не верю. Однако такое, что они нам тут рассказали, придумать невозможно.

— И что будем делать?

— Для начала нужно встретиться с этим фельд-старшиной, а там уже планировать что-либо. Ну а пока возвращаемся на базу, кое что заберём и идём к месту встречи. Нужно там всё осмотреть и подготовиться.

Если верна фраза, что рождённый ползать летать не может, то верно и то, что рождённый летать вряд ли станет первоклассным бегуном. Нет, наверное исключения есть и в том и в другом случае, но это явно не про меня. Марш-бросок до схрона и далее до места предполагаемой встречи дался мне тяжко. И это ещё спасибо молодму телу, которое я старался поддерживать в хорошей физической форме. Рита держалась молодцом, хотя тоже вымоталась.

Мы облазили все окрестности вокруг будущего места встречи. Подготовили несколько путей отхода, если что-то пойдёт не так. Удобным было то, что с двух сторон практически вплотную подходило болото и подобраться оттуда было довольно проблематично. Зато Рита нашла хорошую позицию, с которой отлично просматривались два других направления. Там она и затаилась со снайперской винтовкой.

Я, тем временем, переоделся в свою родную советскую форму, развёл небольшой костерок, над которым подвесил немецкий котелок с водой, и принялся ждать. Кстати, такой котелок позднее скопировали в Советском Союзе и он верой и правдой служил даже в оставленном мной времени.

Вода в котелке закипела и я бросил в неё заварку из высушенного Иван-чая, листьев лесной малины и земляники. Подсел я на этот напиток за время нашего с Ритой партизанства. Кстати, это она насобирала и насушила такую вкусную и полезную заварку.

Я снял котелок и поставил рядом с костерком, чтобы чай как следует заварился, когда над овражком трижды прокуковала кукушка. Это Рита подала сигнал, что гость на подходе и идёт один. Если бы прокуковала четыре раза, то значит гостей много и надо быстро сваливать. Я посмотрел на часы. Час дня. Можно сказать, гость уложился по времени и не заставил себя долго ждать.

Мужиком бывший старшина, а ныне фельдфебель, оказался колоритным. Ростом под два метра, широкий в плечах настолько, что казалось, что чёрная, в прошлом СС-овская форма вот-вот лопнет на нём по всем швам. Немецкий автомат, висевший у него сбоку, казался на его фоне игрушечным. На плече, придерживая одной рукой, он нёс здоровенный мешок. Я невольно хмыкнул. Уж очень похож он был в это момент на одного голливудского актёра-качка-губернатора из будущего. Разве что лицо более живое и даже, я бы сказал, располагающее к себе.

Шагах в десяти от костерка он остановился. В лесу дважды прокуковала кукушка. Всё чисто. Мой гость чуть заметно усмехнулся.

— Ну, проходи, мил человек, присаживайся, — я кивнул на лежащий напротив меня ствол поваленного дерева, — Ты только автоматик свой там где стоишь оставь и мешочек там же положи.

Гость без лишних движений плавно опустил мешок на землю и скинув автомат с плеча положил его сверху. После этого он, держа руки так, чтобы их было видно, подошёл к костру и сел на указанное ему место. Я молча налил во вторую кружку ещё горячий чай и протянул ему. Каких-либо враждебных действий с его стороны я не опасался. Уверен, Пума держит его на прицеле.

— Благодарствую, — гость взял в свою лапищу кружку и с удовольствием отхлебнув из неё поднял на меня взгляд. Я так же налил себе чай и принялся неспешно пить, рассматривая своего визави. Держится хорошо, спокоен, глаза не бегают, хотя и чувствуется, что явно не такого приёма он ожидал.

Выпив свой чай гость аккуратно поставил кружку рядом. Я сделал ещё пару глотков, затем не спеша вылили остатки на костёр и, глядя гостю в глаза, спросил, — Ну что, мил человек, удивлён таким приёмом?

— Так я, товарищ…

— Тю-тю-тю, — прервал я его, покачав указательным пальцем, — ПОКА ещё не товарищ.

— Я всё понимаю, — после некоторой паузы, опустив голову произнёс он, — Форма