к моему плечу. – Но я обещаю, что завтра утром оставлю вас двоих поиграть, пока сам посещу несколько гильдий.

Хотя он не возвращался в Элизиум с тех пор, как освободил меня со склада Барбары Хадсон, каждый раз, когда я занималась какой-либо миссией, он возвращался на службу, объезжая гильдии по всей планете.

– Отлично. – Найя пожала плечами. – Я все равно хотела узнать, подожгла ли мачеха дракона дом Пенни. – Она повернулась к Рейвен, и они вдвоем вернулись к столу.

Медленно поднявшись, я вышла из столовой вместе с Ашером. Я думала, что он поведет меня в Зал Оценки, но в итоге мы вернулись в мою спальню. Хотя бо́льшую часть ночей из соображений конфиденциальности мы оставались в моей квартире, спальня в гильдии принадлежала мне, как и обещала Мира.

Он закрыл дверь.

– Ты выглядишь так, будто увидела призрака.

Я закусила губу. Он освободил ее.

– Клятва на мизинчиках. Мы с Лей все время так делали.

Ашер погладил меня по лицу.

– Хочешь услышать, каким было наше последнее обещание?

– Только если захочешь об этом рассказать.

– Я заставила ее поклясться не отписываться от Джареда.

– Не вини себя.

Я покачала головой.

– Дело не… – Я вздохнула. Начала сначала. – Я заставила ее поклясться не отписываться от него, чтобы она могла завершить крылья и выйти за тебя замуж. Просто сейчас я представила себе альтернативную реальность, где она не влюбилась в Джареда. Где она влюбилась в тебя. И это… Это действительно больно. – Я изучала его блестящие радужки. – Ашер, на секунду я обрадовалась, что ее нет. Я обрадовалась… – Мой голос сорвался. – Я ужасный человек.

Он обхватил меня руками и притянул к своей груди.

– Ты не ужасный человек.

– Разве ты не слышал, что я только что сказала? – Я уперлась ладонями в его грудь, чтобы отстраниться.

Его руки переместились к моей пояснице, давая мне пространство, но удерживая рядом.

– Я думал, тебе наконец-то стали нравиться мои объятия.

Я уставилась на него, ошеломленная тем, что после такого гнусного признания он вообще захотел ко мне прикасаться. Не говоря уже о том, чтобы шутить об объятиях, которые, к слову, я обожала.

– Если Джаред был половинкой ее души, то после того, как они коснулись друг друга, ничто и никто не смог бы их разлучить. Точно так же, как ничто и никто не может разлучить нас сейчас.

– А если бы они не соприкоснулись, когда я заставила ее поклясться на мизинцах? Что, если бы она выбрала кого-то другого…

– А что, если бы Мюриэль не умерла тогда? – Его тон прозвучал настолько грубо, что у меня перехватило дыхание. – Прости. Я не хотел, чтобы это прозвучало так резко. – Ашер сглотнул. – В тот момент, когда столкнулись бы наши души, мы бы стали неразлучны. Неважно, произошло бы это здесь или в Элизиуме, был бы я женат или нет. Ты можешь переписать историю миллионом разных способов, Селеста, но она всегда будет заканчиваться одинаково. Она закончится нами.

Глава 62

Четыре дня.

У меня оставалось четыре дня, чтобы заработать девять перьев.

В прошлом это могло показаться мне пугающим, но я научилась верить в себя и не сомневалась, что справлюсь.

Хотя вера Ашера в меня никогда не ослабевала, в нем чувствовалась нервозность. Ее разделяли все офанимы в гильдии. Только Найя не переживала, она была слишком убита горем, чтобы волноваться. Она заставила меня пообещать – дать клятву на мизинцах, – что, как только я завершу крылья, то проведу с ней каждую секунду своих последних двадцати четырех часов на земле.

Каждый удар моего сердца напоминал тиканье бомбы, после взрыва которой останутся одни слезы. Тем более что взрыв ознаменует начало суда над Ашером.

Я взглянула на него, на твердую линию его челюсти, которая за прошедшую неделю стала еще тверже и, вероятно, не смягчится до тех пор, пока мои крылья не сцепятся с костями и Совет Семи не вынесет свой вердикт. Должно быть, архангел почувствовал на себе мой взгляд, поскольку посмотрел на меня, когда мы переходили улицу по направлению к моему предпоследнему грешнику, молодому юноше, который стоил четыре пера.

Ашер хотел, чтобы я подписалась на кого-нибудь с десятью, но я умоляла его дать мне еще один день.

Еще один.

Он сжал мою руку в перчатке, я сжала его голую ладонь. Да, он не носил перчатки, зачем они мужчине, сотворенному из огня? Скоро и у меня будет огонь. Не в тот момент, когда я вознесусь, а через год или около того. Мой не будет таким горячим, чтобы сжигать души, но его мощи будет достаточно, чтобы залечивать раны, сражаться и вечно поддерживать тело в тепле.

Мой телефон завибрировал в кармане. После того как старый аппарат разбился, я купила новый, с новой сим-картой, но с прежним номером. Не то чтобы я часто звонила или принимала звонки.

Неделю назад, когда я наткнулась на профиль Фернанды и обнаружила, что ее счет стал меньше на восемь очков, я отправила ей сообщение с извинениями за то, как вела себя в последний раз, когда мы разговаривали. Она изменила свой образ жизни, и, хотя мои крылья не выиграли от этого, моя душа и сердце наполнились теплом. Она так и не ответила мне, но, пока она продолжала исправляться, это не имело значения.

Я нахмурилась, когда на экране высветилось – «ВОЗМОЖНО: “Маунт Синай”». Кто мог звонить мне из больницы? Я остановилась и зубами сняла перчатку, чтобы ответить на звонок.

– Здравствуйте, это Селеста Моро? – спросила женщина.

– Да.

Ашер нахмурился.

– Вы указаны как лицо для экстренной связи в карточке Джейсона Марроса, и… – Остальные ее слова доходили до меня урывками. – Передозировка. Запрещенные препараты. Состояние стабильное.

Моя рука в перчатке поднялась к раскрытому рту.

– Могу я его увидеть?

Она сказала «да», но я бы пришла, даже если бы мне ответили отказом.

Завершив звонок, я ввела Ашера в курс дела.

– Мне нужно его увидеть.

Он взглянул на стеклянный фасад банка, где работал мой грешник. Я чувствовала, как он желает, чтобы я зашла внутрь и выполнила еще одну миссию, но, даже если бы я захотела, сейчас я не в состоянии помочь кому-либо.

Ашер вздохнул. Я не сопротивлялась, когда он подхватил меня на руки и бросил горсть ангельской пыли, чтобы скрыть наши тела, а затем взмыл с покрытого слякотью тротуара в жемчужное небо. Мне все еще не нравилось, когда меня перевозили по воздуху, но, по крайней мере, мой желудок