ей людей, и что она никогда не пойдет против их воли. Софке легче. Хотя бы потому, что она не так давно знает Витю, Лизу и ей проще вырвать себя из их реальности. Проще… Но не без корня, и не без крови.

— Соф, может быть, ты никогда не поймешь меня, но — это моя жизнь, — Лиза делает акцент на слове «моя», и наконец-то снова окутывает подругу голубоватым взглядом, — моя, которую я выбрала. И если, по-твоему, моя функция сводится к «принеси, подай», то, наверное, ты не понимаешь, что я нашла в Космосе! Андестенд? Ты хочешь поговорить ещё? Я готова, но осторожнее на поворотах…

— До твоих идеалов мне как до китайской пасхи, — Софе слишком знакомы глаза, которыми Лиза смотрит на неё. Это взгляд Вити Пчёлкина, того же леденящего цвета, в морозы сковывающий холодом, — так или иначе, но всё решено. Правда?

— Пара к концу идёт, торопись, — циферблат «Зари» показывает двенадцать дня, и Лиза механически кидает в сумку толстую тетрадь. — Решено или не решено, разберёмся! Но перед тем, как упрекать меня за то, во что ты ввязалась, раскинь своим житейским умом, Софа, и заруби — не лезь на амбразуру, которую не потянешь…

— Совет на будущее? — трель звонка, перебиваемая гулом, воцарившимся в аудитории, не дает Софе собраться с мыслями. — Учту.

— Совет на будущее, Софка, ты пропустила мимо ушей, — Лиза припомнила первый курс, и более мирный разговор едва знакомых студенток, выбравших друг друга среди пестрой разноплановой толпы, — года два назад. А после драки кулаками не машут. И вообще, Соф, забудь сегодняшний разговор. Хорошо, что выкипело. И тебе не дует!

— Ты прекрасно знала моё мнение, — Голикова не собирается признаваться себе и подруге в том, что могла быть не права, — и только нос не вешай, я не со зла… Кто тебе об этом скажет, кроме меня?

— Забей! Меня Космос ждёт, наверное, уже подъехал, — Лиза покручивает на пальчике номерок, данный в гардеробе. Решив, что сегодня она не будет дожидаться подругу, бывшую её постоянной спутницей в институте, Павлова встаёт и решительно прощается. — Всё! Счастливо! Целую, люблю, пока!

— Давай…

Не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться, что никакие разговоры на Лизу не подействуют. Софе не жаль произнесенных в запале слов, но что-то лишает её обыкновенной легкости.

Тревожное чувство улетучивается лишь только тогда, когда Софка ступает на порог жилища Пчёлкина, пропитанного запахом «Camel». Табачную верность Пчёла хранил свято, как не одной девушке, успевшей мелькнуть в его нескучной жизни.

Витя спит, потому что час дня слишком раннее время для подъема, когда его никуда сегодня не звали. Софка роняет сумку в кресло, не боясь, что разбудит парня, и, скинув плащ, оседает на пол, трогая Пчёлу за висящую над паркетом руку.

— Давно не виделись, — сонно бубнит Пчёлкин, протирая глаза одной рукой, а другой, сгребая к себе брюнетку, уставшую и прозрачную, — что не приходила вчера? — под ладонями Вити напрягшиеся плечи, а Софа не издает ни звука, кутаясь в мужские объятия. — Чего расскажешь? Опять скучняки в шараге своей ловила?

— Поймала, — вместо приветствия отвечает Софа, потершись кончиком носа о гладкую щёку Вити, — и убежала, делать нечего.

— М-да, леща тебе мамаша даст!

— Мне не привыкать, — Софа на миг отстраняется, и, наконец, видит едва заметный синяк на подбородке парня. — Подрался где?

— Считай, что травма производственная, — Пчёла не желает покидать объятия Морфея, отлепляя свой в меру изящный зад от простыней, — а ты нагруженная, как водовоз.

— Я не настолько объемная, но ты знаешь, я тут подумала…

— Да ладно?

— Ржать как конь необязательно, Вить.

— Что стряслось?

— Как бы там твоя трясина не утряслась, — слова любви с трудом подбираются. Софке проще без них показать свои чувства, оставаясь достоверной, но когда-то поступки тоже подтверждаются словами, — я тебя люблю…

— А ещё небо ночью темное, и трава зеленая весной… — подводит итог Пчёла, совсем не удивленный признанием, которое он нутром чует, — классно!

— Пчёлкин, твою мать, не об этом я!

— Моя твоя не понимать, родимая.

— Просто хотела сказать…

— Очевидное, Софик!

— Очевидное, значит?

— И взаимное!

— Я и не надеялась…

Впервые за день у Голиковой пропадает всякое желание выяснять отношения с ближними…

Комментарий к 90-й. Билет в один конец

Лиза и Софа — осень 1990:

https://vk.com/photo-171666652_456239165

90-й. Забудь сомнения

Комментарий к 90-й. Забудь сомнения

Космос/Лиза, конец 90-го:

https://vk.com/wall-171666652_132

OST:

— Комиссар — Твой поцелуй

Пятнадцать минут. Ровно столько времени для размышлений оставалось у Космоса, пока он терпеливо караулил студентов юридического института, убегающих с занятий. Поменяться с зелеными салагами местами Холмогорову не хотелось: бравые ребятки, голосящие за законность и чтящие правопорядок, не имели за душой ни гроша на хлеб с маслом, ни реального представления, с чем им придётся сталкиваться, сгибаясь в три погибели государства ради.

Им и во сне не являлось, насколько нагло брешут сводки Генпрокуратуры, считающей преступную статистику со всех углов Союза. Но у каждого имеются собственные представления о добре и зле, и поэтому Кос не пытался навязывать будущим судьям и милиционерам свои нехитрые понятия.

Космос не видел себя, чинно склонившим голову над учебником. Что физфак, что юридический. Ему все одно! Не выдержит душа поэта. Полезней Лизкиных учебников будет журнал «Крокодил», а тетрадки с задачками по уголовному праву казались Косу полной ахинеей. Поведал бы Космос любому профессору юридических наук, как обстоят дела с криминогенным фактором. И что ребусы про кражи не решаются с помощью буковок из волшебной книжки под названием УК РСФСР.

Представлений о студенческой жизни хватило навечно, стоило проникнуть в перенаселенную общагу, где ценность любого его сверстника представляли пару плакатов Саманты Фокс и полупустая пачка «Беломора». Доходяги хватались за каждую возможность идти в ногу со временем, подручными средствами обеспечивая свой дешёвый быт. Им постоянно чего-то не хватало, и поэтому элита нации должна быть благодарна, что на целый этаж общаги есть вполне сносный душ и уборная, а на кухне регулярно вымирали тараканы.

Изучая хаотичное движение толпы на улице, Кос высматривал в незнакомцах знакомую золотистую головку, попутно вслушиваясь в то, как динамики ритмично выдают надоевшие до скрипа в ушах «юмахарт, юмасоул». Пальцы привычно расположены на руле, постукивая в ритм энергичной западной композиции. Будь рядом Белый, он бы выразился, что его уши не созданы для такого дикого запада, и на всю мощь врубил бы «Плот», напрягая горло и подпевая Лозе на всю ивановскую.

Но другу никогда не везло в этом деле, потому что на переднем кресле восседала