Мы простились с прекрасной Венецией. Выйдя из Венеции, поезд вначале проходит по длинной дамбе над водою Лагуны и, обогнув долину, вступает в гористый Триест, проскакивая из туннеля в туннель. Отъехав из Венеции и осмотревшись по сеткам вагона, я заметил отсутствие своего чемодана и послал телеграмму в отель, прося разыскать и прислать его в Вену. Впоследствии оказалось, что носильщик положил чемодан ошибочно в миланский поезд. Через неделю я получил чемодан из петербургской таможни в совершенной целости.

Корабли Балтийского флота на якорной стоянке. 1910-е гг

В Вене до отхода вечернего поезда мы успели объехать в коляске город. На русской границе вошли к нам в вагон обычные таможенные чиновники и жандармы для проверки паспортов и заперли нас в вагоне до окончания скучной процедуры. В Варшаве мы не останавливались, поезд прямого сообщения прошел там прямо на Петербургский вокзал. Вильно миновали ночью, а на утро в Режице вышла нас встретить дочь Наташа (там служил ее муж). Поезд стоял лишь 8 минут. К полудню прибыли в Петербург. Сын Жорж, окончив кампанию, вернулся на следующий день.

В октябре наш судостроительный завод в Ревеле был готов, и на торжественное открытие завода правление пригласило высшие морские власти с Морским министром во главе. Опять был нанят особый поезд; парадный обед устраивал Кюба, привезя из Петербурга своих лакеев и всю сервировку. На эллингах завода была торжественная закладка заказанных нам крейсеров и миноносцев. Серебряные доски с именами судов укладывал Морской министр.

Зима 1913–1914 года протекала в Петербурге нормально. Политическое спокойствие обеспечивалось Государственной Думой 3-го созыва с большим перевесом правых партий (октябристы и монархисты) с председателем Родзянкой во главе. Кадеты и левые партии потеряли апломб и поддержки не имели. Выступления Милюкова, Родичева, Шингарева, Керенского и Чхеидзе встречались или молчанием, или остротами Пуришкевича. Премьер Коковцев, умевший спокойной иронией отвечать на запросы левых партий, всегда получал поддержку значительного большинства Думы.

В феврале 1913 г. с большой помпой праздновалось 300-летие царствования Дома Романовых; три дня Петербург был убран флагами, а по вечерам иллюминован. Столичное общество с беззаботным оживлением забавлялось на балах, в общественных собраниях, в театрах, в опере и балете. При дворе давались балы, а в дворцовом театре с громадным успехом была разыграна драма «Царь Иудейский» — сочинение Великого Князя Константина Константиновича, в котором сам автор изображал Иосифа Аримадейского. Царь был спокоен, Наследник подрастал и был здоров, и Гришка Распутин был в полной силе. Однажды вечером он «почил» своим присутствием дом одной светской барыни. И я «удостоился» видеть в первый раз близко этого грязного распутника. Это крупный мужик, с обликом соборного дьякона, с большой бородой и слегка лысой гривой; поверх голубой шелковой косоворотки одет длиннополый черный сюртук, шаровары взаправку и сапоги бутылкой; огромные руки с черными ногтями, и на потном широком лице выступают запавшие похотливые глаза, приводившие в блудный экстаз его пожилых поклонниц. Выпив за ужином несколько бокалов вина, он уехал к своим арфисткам. Хозяйка дома, психопатка бальзаковского возраста, была от него в восторге. Она мне признавалась, что от его взгляда она всю ночь не могла заснуть.

Весною 1914 г. мой сын Жорж окончил Училище и на Пасху был произведен в корабельные гардемарины (Этот полуофицерский чин был опять установлен во флоте. В этом чине корабельные гардемарины обязаны были проплавать на судах эскадры и осенью, в октябре, производились по экзамену в мичмана.), и с 1 мая ушел в практическое плавание на крейсере «Паллада» (в Балтийской эскадре). Это был красивый, крепко сложенный, с весьма симпатичным характером и добрым отзывчивым сердцем юноша. Товарищи его очень любили и бывали у нас в доме. В немногие дни его кратких каникул он с юношескою радостью пользовался офицерской свободой и побывал в летних театрах и в тех садах, где запрещалось бывать воспитанникам Училища. 1 мая он отправился на эскадру; жена с ним простилась и уже больше она его не видела.

ПЕРЕД ВОЙНОЙ

В эту весну, как и в два предыдущих года, явных причин для европейской войны, как будто, не было, но тем не менее все государства усиленно вооружались; строились поспешно дредноуты, сверхдредноуты, подводные лодки, аэропланы. Виновником этого напряженного состояния была Германия. Для ее колоссально развившейся промышленности требовались рынки и колонии; но большинство колоний было в руках Англии, бывшей в этом отношении естественным соперником и конкурентом Германии. Диких африканских колоний (Занзибар и Камерун) ей было мало, а Кау-Чау в Китае имел характер лишь военного порта.

Для сокращения своего транзита на Дальний Восток Германия уже давно наметила себе кратчайший путь к Персидскому заливу, чтобы из немецких портов не ходить кругом Европы и через Суэц. Путь этот вел прямо к Индийскому океану: он шел из Берлина через союзную Австрию и уже аннексированную ею Боснию, слабую Македонию, Салоники, турецкие проливы, перестроенные и укрепленные вновь германским же генералом Гольц-пашой, затем по Багдадской железной дороге через союзную Турцию (Малую Азию) и далее — в Персидский залив. На этом пути были только два сомнительных пункта — это маленькая, но строптивая Сербия (за ней, к сожалению, стояла Россия) и конечный пункт — Персидский залив; он принадлежал бессильной Персии, но в этом заливе давно хозяйничала одна Англия и держала в нем свою эскадру; по Тигру и Евфрату ходили также ее канонерки. Приходилось и тут столкнуться со своей соперницей.

Что касается России, то император Вильгельм старался жить с нею в мире, руководствуясь завещанием своего престарелого деда и продолжая политику канцлера Бисмарка. Мало того, он пошел дальше: изучив слабый, неустойчивый характер Царя Николая, он с ним сдружился на «ты» и употреблял всю силу своего красноречия, чтобы убедить его не только в пользе для России вечной дружбы с Германией, но и разорвать союз с Францией (в Потсдаме в 1918-м году были найдены письма Вильгельма к Царю, в них он в течение 20 лет убеждал Царя сорвать союз с Францией, заключить с ним и обратить все свое внимание на Дальний Восток). Гарантировал ему спокойствие на западной границе, убрать оттуда огромную армию и советовал обратить свое внимание и все русские силы на Дальний Восток и Тихий океан. «Ты, — писал он ему несколько раз, — должен хозяйничать в будущем на Дальнем Востоке… ты — адмирал Тихого океана, а мне предоставь Европу, и я буду адмиралом Атлантического океана. Единственной моей соперницей останется Англия, и я один на один с моей непобедимой армией и сильным флотом заставлю ее быть со мною в дружбе и уступить мне часть своих колоний и рынков».

Из писем Вильгельма обнаружилось, что Царь Николай в 1905–1906 году сдался-таки и действительно при свидании на рейде в Биорке заключил с Вильгельмом тайный личный договор на союз с ним. Но Извольский, посол в Берлине, через французскую секретную разведку пронюхал и донес об этом графу Витте. Министр убедил Царя отказаться от тайного союза и грозил, что Франция, сомневаясь в верности России, сама порвет с Россией и уже обратилась к Англии с предложением дружественного соглашения против ее естественной соперницы — Германии. Вскоре это оправдалось: в 1914 году, когда, начав войну 1 августа (нов. ст.), Германия бросилась на Францию, то уже на третий день была поражена внезапной нотой Англии, объявившей ей также войну за нападение на нейтральную Бельгию (как предлог). Извольского перевели из Берлина в Париж.