К. Дж. Сэнсом

Доминион

Посвящается памяти моих родителей

ТРЕВОРА СЭНСОМА (1921–2000)

и

ЭНН СЭНСОМ (1924–1990),

которые в 1935–1945 годах терпели тяготы

и внесли свой вклад в разгром нацистов,

а также

РОЗАЛИТЫ,

умершей 19.02.2012

Очень скоро вся ярость и мощь врага должны обратиться против нас. Гитлер понимает, что обязан сокрушить нас на этом острове, иначе он проиграет войну. Если мы выстоим, вся Европа может обрести свободу и мир устремится к новым, залитым солнцем высотам. Но если мы проиграем, целый мир, включая Соединенные Штаты, и все, что мы знаем и любим, погрузится в бездну нового темного века, который окажется, возможно, более ужасным и продолжительным по вине науки, поставленной на службу злу.

Уинстон Черчилль, 18 июня 1940 года

C. J. Sansom

DOMINION

Copyright © 2012 by C. J. Sansom

All rights reserved

Перевод с английского Александра Яковлева

Оформление обложки Владимира Гусакова

Карты выполнены Юлией Каташинской.

© А. Л. Яковлев, перевод, 2023

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2023 Издательство Азбука®

Все события, имевшие место после пяти часов пополудни 9 мая 1940 года, являются вымышленными.

Пролог

Лондон, Даунинг-стрит, 10, Зал заседаний правительства, 16 часов 30 минут, 9 мая 1940 года

Черчилль прибыл последним. Он резко постучал в дверь один раз и вошел. За высокими окнами угасал теплый весенний день, длинные тени ложились на плац Конногвардейского полка. Марджессон, главный кнут[1] Консервативной партии, сидел с премьер-министром Чемберленом и министром иностранных дел лордом Галифаксом за дальним концом длинного стола в форме гроба, стоявшего посреди зала заседаний правительства. Когда Черчилль подошел, Марджессон, одетый, как всегда, в строгий утренний костюм черного цвета, встал.

– Уинстон.

Черчилль кивнул главному кнуту, твердо глядя ему в глаза. Марджессон, ставленник Чемберлена, попортил Черчиллю немало крови перед войной, когда тот выступил против политики партии в отношении Индии и Германии. Черчилль повернулся к Чемберлену и Галифаксу, правой руке премьер-министра в осуществлении правительственной стратегии умиротворения Германии.

– Невилл. Эдуард.

Оба выглядели неважно; никакого намека на свойственную Чемберлену полуусмешку, как и на гордую заносчивость, вызвавшую раздражение в палате общин накануне, во время дебатов по поводу военного поражения в Норвегии. Девяносто консерваторов проголосовали вместе с оппозицией или воздержались, Чемберлен покинул зал под крики «Долой!».

Глаза премьер-министра были красными от недосыпания, а может, даже от слез, хотя сложно было представить Невилла Чемберлена плачущим. Прошлым вечером по взбудораженной палате общин пронесся слух, что эти события могут похоронить карьеру премьер-министра.

Галифакс выглядел несколько лучше. Непомерно высокий и тощий, он, как всегда, держался прямо, но лицо его было смертельно бледным, белая кожа обтягивала длинный угловатый череп. Поговаривали, что для премьерства у него кишка тонка – в буквальном смысле: при сильных потрясениях лорда скручивало от мучительных колик в животе.

– Каковы последние новости? – обратился Черчилль к Чемберлену. Его низкий голос звучал мрачно, шепелявость резала ухо.

– Все больше немецких войск подтягивается к бельгийской границе. Нападение может начаться в любой момент.

С минуту висела тишина, и вдруг громко затикали каретные часы на мраморной каминной полке.

– Присаживайтесь, пожалуйста, – сказал Чемберлен.

Черчилль опустился в кресло.

– Мы довольно долго обсуждали вчерашнее голосование в палате общин, – спокойно и озабоченно продолжил Чемберлен. – И пришли к выводу, что существуют серьезные препятствия для моей дальнейшей работы в должности премьер-министра. Я решил уйти. Все меньше членов партии поддерживают меня. Если в повестку дня внесут вотум недоверия, вчерашние воздержавшиеся могут проголосовать против правительства. А при выяснении настроений лейбористов стало понятно, что они готовы войти в коалицию только при назначении нового премьер-министра. При таком уровне личной антипатии я считаю невозможным и далее занимать свою должность.

Чемберлен посмотрел на Марджессона, словно прося поддержки, но главный кнут лишь печально кивнул:

– Если нам предстоит создать коалицию, а мы просто обязаны сделать это, единство нации является необходимым условием.

Глядя на Чемберлена, Черчилль смог найти в себе сочувствие к нему. Этот человек потерял все: два года он старался удовлетворять требования Гитлера и решил, что в Мюнхене тот наконец получил все желаемое. Но месяц спустя фюрер вторгся в Чехословакию, а затем в Польшу. За польской кампанией последовали семь месяцев военного бездействия, «странная война». Еще в начале апреля Чемберлен уверял палату общин, что Гитлер «пропустил автобус» и не сможет приступить к весенней кампании, но тот внезапно начал вторжение и оккупировал Норвегию, отбросив английские войска. На очереди была Франция. Чемберлен посмотрел на Черчилля, на Галифакса и заговорил снова; голос его по-прежнему ничего не выражал:

– Выбор между вами двумя. Я готов, если понадобится, работать под началом любого из вас.

Черчилль кивнул, откинулся на спинку кресла и посмотрел на Галифакса, встретившего его взгляд холодным испытующим взором. Черчилль понимал, что у Галифакса на руках почти все карты, что большинство консерваторов желает видеть его новым премьер-министром. Он был вице-королем Индии, много лет занимал ключевую должность в правительстве – сдержанный, олимпийски спокойный аристократ, пользующийся одновременно доверием и уважением. К тому же большинство тори так и не простили Черчиллю его либерального прошлого, как и несогласия с политикой собственной партии относительно Германии. Они смотрели на него как на авантюриста, человека ненадежного и склонного к необдуманным решениям. Чемберлен хотел видеть своим преемником Галифакса, так же как Марджессон и большинство членов Кабинета. Этого же, как знал Черчилль, желал и король, друживший с Галифаксом. Но у Галифакса не было огня в жилах – один пшик. Черчилль ненавидел Гитлера, а Галифакс относился к вождю нацистов с неким патрицианским презрением; однажды он обмолвился, что внутри Германии фюрер осложнил жизнь разве что профсоюзным деятелям и евреям.

А вот популярность Черчилля после объявления войны в сентябре прошлого года заметно выросла. Когда его предостережения о вероломстве Гитлера оправдались, Чемберлену пришлось вернуть Черчилля в кабинет. Но как разыграть этот единственный козырь? Черчилль поудобнее устроился в кресле. «Ничего не говори, – сказал он себе, – выжидай и смотри, как ведет себя Галифакс: хочет ли он сам заполучить должность, и насколько сильно».

– Уинстон, – начал Чемберлен, и на этот раз в его голосе послышалась вопросительная интонация. – Вы бешено схлестнулись с лейбористами во время