Айрин взяла сестру за руку, ее милое личико исказилось.

– Мне жаль, дорогая. Я тут разглагольствую о…

– Я не вправе ожидать, что люди никогда не станут упоминать о детях в моем присутствии.

Голубые глаза Айрин светились заботой.

– Я понимаю как это тяжело. Для вас с Дэвидом…

Сара достала из сумочки сигареты и предложила сестре. Затем, вдруг рассердившись, сказала:

– Вообще-то, после двух с лишним лет должно было полегчать.

– И никаких намеков на перемены? – спросила Айрин.

Сара покачала головой:

– Нет. – Она смахнула слезу. – Мне жаль, что в воскресенье Дэвид поругался со Стивом. Временами он бывает… не в духе.

– Пустяки. Мы все были на взводе.

– Потом он извинился. Но не то чтобы от чистого сердца, – со вздохом добавила Сара.

– Вы с Дэвидом… – проговорила Айрин, колеблясь. – Вам трудно оказалось переживать горе вместе, да?

– Мы были очень близки. Но Дэвид, он стал каким-то… непроницаемым. Стоит мне подумать… стоит вспомнить, как у нас все было, когда Чарли был жив. – Она посмотрела сестре в глаза. – Я подозреваю, что у него интрижка.

– О господи, – выдохнула Айрин. – Ты уверена?

– Нет. – Сара покачала головой. – Но мне так кажется.

Официантка принесла серебристый поднос с чаем и печеньем. Айрин налила чай и подала чашку Саре.

– С чего ты решила? – тихо спросила она.

– С ним работает женщина, с которой он дружит. Кэрол. Служит в канцелярии Министерства доминионов. Я встречалась с ней пару раз на корпоративах, внешне – ничего особенного, но очень умная, в университете училась. Яркая личность. – Сара язвительно хохотнула. – Боже мой, то же самое говорили про меня. – Она помедлила. – Дэвид работает иногда по выходным, вот уже год с лишним. Сегодня тоже. Говорит, что у них дел невпроворот, и я охотно верю, при всех этих сложностях в отношениях с доминионами. А еще, бывает, уходит по вечерам – якобы в теннисный клуб, поиграть со своим приятелем Джеффом. У них там есть теперь крытый корт. Утверждает, что это помогает ему отвлечься.

– Вполне вероятно, так и есть.

– Лучше, чем побыть дома со мной, надо полагать. Ну его к черту! – воскликнула Сара, снова разозлившись, потом тряхнула головой. – Нет, я не это имела в виду.

Айрин замялась:

– С чего ты решила, что он интересуется этой женщиной?

– Это она интересуется им. Я поняла, когда мы встречались.

Айрин улыбнулась:

– Дэвид – очень привлекательный мужчина. Но ведь прежде он никогда… не сбивался с пути истинного? В отличие от Стива.

Сара выдохнула облачко дыма:

– В прошлый раз ты сказала, что пригрозила уйти от него и забрать мальчиков.

– Да. Думала, что это его остановит, – ты ведь знаешь, как он любит сыновей. Меня тоже, на свой лад. Сара, ты ведь не думаешь уйти от Дэвида?

– Нет. – Сара покачала головой. – Я люблю его сильнее, чем когда-либо. Я жалкая, правда?

– Нет, конечно! Но, дорогая, судя по всему, у тебя нет веских поводов подозревать что-либо. – Айрин пристально посмотрела на сестру. – Или есть? В прошлый раз Стива выдал запах чужих духов на воротнике.

– Пару недель назад, когда начало холодать, Дэвид попросил меня отдать в чистку его зимнее пальто. Я проверила карманы, как обычно, – он частенько забывает в них платки. И нашла использованный билет на один из обеденных концертов, что устраивают в церквях возле Уайтхолла. На оборотной стороне было имя – ее имя, Кэрол Беннет. Должно быть, она заказывала места.

– Может, они ходили целой группой? Ты у него не спрашивала?

– Нет. – Сара покачала головой и негромко добавила: – Я трусиха.

– Никакая ты не трусиха, – решительно возразила Айрин. – Концерт был в субботу?

– Нет, посреди недели. – Сара тяжело вздохнула. – А в прошлый четверг, вечером, когда Дэвид якобы отправился играть в теннис, я позвонила в клуб, чтобы проверить, там ли он. Шпионила за мужем, надо понимать. Так вот, его там не было.

– О милая, – промолвила Айрин. – Что ты намерена предпринять? Обвинить его?

– Мне иногда кажется, что так и надо поступить, но знаешь… – Сара взяла с тарелки недоеденное печенье. – Я боюсь, что, если опасение подтвердится, это будет означать конец для нас. А если я ошибаюсь, ссора еще сильнее отдалит нас друг от друга. Как видишь, я действительно трусиха. – Она нахмурилась. – Но я уже на пределе. Я думаю и думаю об этом, пока торчу одна весь день в своем проклятом доме.

– Не подумывала вернуться к преподаванию?

– Замужних не берут. – Сара вздохнула. – Ну, у меня хотя бы есть благотворительная работа. Комитет по игрушкам для детей безработных начинает заседать со следующей недели. Можно будет выходить из дому. Но переживать мне это не помешает.

– Дорогая, ты не должна позволять подозрениям разъедать тебя. Поверь, это самое худшее.

– Я продолжу следить за ним. И обязательно скажу что-нибудь, но только тогда, когда буду уверена. – Сара с мольбой посмотрела на сестру. – Я готова рискнуть чем угодно.

Когда они вышли из «Уголка», уже стемнело, в воздухе висел легкий туман. Покрытые влагой трамвайные рельсы поблескивали в свете уличных фонарей. Сестры обнялись и расстались. Сара пошла к станции метро – если поезда не подведут, она успеет приготовить ужин к половине восьмого, когда должен вернуться Дэвид. На улицах было еще людно, прохожие кутались в пальто; мужчины носили на голове котелки, шапки и хомбурги, женщины – шарфы или шляпы в виде блюдца с перьями, модные в этом году. Рядом со входом на станцию метро «Лестер-сквер» рабочие соскребали нарисованную известкой букву «V», одну из эмблем Сопротивления. «V» – значит победа. Кто-то нарисовал ее тайком в течение ночи.

Когда Сара приехала, в доме было холодно. В маленькой прихожей были стойка-вешалка и массивный стол, где стояли телефонный аппарат и большая цветная ваза эпохи Регентства, некогда принадлежавшая матери Дэвида. Чтобы с вазой ничего не случилось, им пришлось убрать ее, когда Чарли начал ходить.

Сара, ставшая взрослой между двумя войнами, думала о себе как о независимой женщине, учительнице. Перед встречей с Дэвидом, в свои двадцать три, она начала переживать, что останется старой девой – не потому, что мужчины находили ее непривлекательной, а потому, что ей они казались тупыми. Во время войны 1939–1940 годов ей казалось, что из-за ухода мужчин на фронт женщины станут еще более независимыми, но потом все вернулось на круги своя. Теперь власти поощряли жен сидеть дома – пусть работают мужья.

Айрин считалась в семье красавицей, но и Сару с ее голубыми глазами, аккуратным прямым носиком и квадратным подбородком, придававшим лицу волевое выражение, никто не назвал бы