— Это ты, что ли, Джон Мак-Гиннис?

— Да, сэр!

Капитан Бриджис снова уткнулся в принесенное мной письмо, и я заметил, как сильно дрожат его руки. Это меня не удивило. Во-первых, о пьянстве моряков всегда ходили легенды. В представлении фермеров, среди которых я вырос, в море и делать-то больше нечего — корабль плывет, а ты знай себе наливай. Во-вторых, я уже слышал, что карьера Бриджиса в Королевском Флоте рано закончилась именно из-за пристрастия к спиртному. И в-третьих, на столе стоял стаканчик с вонючим виски, хотя капитан всего лишь завтракал. Дед Джон, царствие ему небесное, учил меня, что это просто таки неприлично. Сам-то он с утра предпочитал старый добрый эль.

— Шотландец… — пробурчал капитан и поднял на меня бледно-голубые глаза с красными прожилками в белках. — Пас бы своих овец, что тебе от меня нужно? Ты хоть по-английски говоришь?

— Говорю, сэр! По матери я англичанин, а воспитывал меня ее отец, мой дед. Кроме того, сэр, у меня нет овец. Я сирота и все мое одето на мне. Впрочем, в наши времена имеющим собственность приходится еще труднее, чем неимущим.

— В наши времена! — передразнил Бриджис, имитируя мой несуществующий шотландский акцент, и отхлебнул из стакана. — Что ты можешь знать о наших временах, овцепас голоногий? Не смей умничать, если хочешь служить на моем корабле! Впрочем, это хорошо, что ты сирота. Если придется выкинуть тебя за борт, буду знать, что никого этим не расстрою.

— Так вы берете меня, сэр?! Премного благодарен! Клянусь, вы не пожалеете — я с детства приучен к труду и…

— Заткнись! — рявкнул капитан. — Рот будешь открывать только по моему приказу. Кстати, если ты жаден, как все горцы, то с удовольствием напомню: юнге плата не положена! А коли попробуешь показать шотландский норов — мигом окажешься в воде. Убирайся на берег, там где-то должна быть наша шлюпка. Скажешь старому жулику Мерфи, что поступаешь пока в его распоряжение.

Он опустил голову к тарелке и тяжело вздохнул. Можно было догадаться, что желудок капитана не слишком расположен принимать пищу. Поняв, что разговор окончен, я напялил дедовскую шляпу на голову и вышел из маленькой гостиницы, где и происходил разговор. Стоял необыкновенно теплый май 1650 года от Рождества Христова.

Выглядел я тогда полнейшим чучелом даже по меркам наших небогатых краев, но не осознавал этого. Да, латаные на коленях штаны были маловаты, старый дедовский камзол наоборот, велик, и все это порядком запачкалось во время пути. Но, по крайней мере, у меня был камзол! И шляпа имелась самая настоящая, как у джентльмена, а не соломенная, в каких ходят мальчишки на фермах. Мне было шестнадцать лет и ничто не могло меня расстроить: ни насмешливые улыбки прохожих, ни пустота в желудке, ни этот грубый, с утра пьяный капитан.

Последние годы моей жизни с дедом Джоном оказались довольно тяжелыми. Дед никогда не был хорошим хозяином — старый солдат, он лишь на старости взялся за сельский труд. Денег, скопленных на службе у Его Величества, как раз хватило на приобретение крохотной фермы, которая год за годом исправно приносила нам убытки. Смею надеяться, я свой кусок хлеба отрабатывал честно. Но сперва был слишком мал, чтобы помогать всерьез, а потом на наших островах началась такая заваруха, что дела просто не могли идти хорошо. Процветали лишь торговцы, да и то лишь те, что связались с контрабандой. Мятежники всех мастей правили бал в совсем недавно могучей Англии, а пуще всех лютовал, конечно, Кромвель со своей бандой «круглоголовых». По крайней мере, такие до нас доходили вести. Люди относились к Кромвелю по-разному, но дед Джон и сам был преданным слугой короля, и меня воспитал так же.

— Эта страна катится прямо в ад! — кричал он, узнав, что Его Величество Карл I казнен. — И никто не может ее остановить! Ты слышал? Уже не только ирландцы, но и шотландцы поговаривают, что с Англией им не по пути! Все, ради чего мы сражались с проклятыми испанцами на суше и на море, гибнет!

— Успокойся, дед, тебе вредно так кипятиться! — просил я. — Ты же сам рассказывал, что во времена твоей молодости тоже все висело на волоске, и если бы испанцы смогли высадиться на островах…

— Во времена моей молодости была королева Елизавета, а у королевы были верные слуги! Один только сэр Френсис Дрейк чего стоил! А братья Хокинсы? Таких людей больше не делают… Кругом одни мошенники и предатели, вот королевская голова и оказалась в корзине. Но Кромвель не дурак, хотя святоша и изменник одновременно. Как он сказал своим головорезам? «На Бога надейся, а порох держи сухим!». И это верно. Принеси эля, Джонни, а я пока подумаю о твоем будущем.

Я отправился за элем и в пабе, конечно, услышал только плохие новости. Испанцы снова поднимали голову и вели бесконечную войну с голландцами прямо под боком у нас. Голландцы, несмотря на это, строили и строили корабли, и совсем прибрали к рукам морскую торговлю, отчаянно притесняя даже наших моряков. Французы тоже не давали скучать: похоронив кардинала Ришелье, который причинил Британии столько хлопот, завели себе другого, против которого сами же и восстали. От всего этого голова шла кругом. Я, по природе любознательный, немного задержался в пабе, а когда прибежал назад с полной кружкой, дед Джон уже дописывал письмо. Если уж он что решал, то действовал быстро, и меня научил тому же.

— Вот что, парень! Я воспитывал тебя слугой короля и надеялся, что ты по моему примеру подашься на службу. Уж кто-кто, а солдаты из шотландцев всегда выходили прекрасные. Но короля нет, на островах сумятица, а ты слишком юн, чтобы правильно выбрать сторону. Надеюсь, все еще переменится, но пока лучше бы тебе держаться подальше от сабельного звона. Слушай мое решение: когда я умру… — дед жестом приказал мне заткнуться. — Когда я умру — а умру я скоро, сам знаешь, как меня этой зимой кашель одолел! — когда я умру, бери это письмо и шагай в Глазго. Есть у меня там старый знакомый, из интендантов. Эти нигде не пропадут, у него и сейчас там свое дело. Работы он тебе, конечно, не даст, но в письме я прошу о немногом: пристроить тебя юнгой на корабль. Только не на всякий, а на идущий в Вест-Индию. Там, знаешь ли, британцев мало и времени на разборки меж собой нет. Так что если и сгинешь, то за родину, от руки какого-нибудь испанца, а это смерть достойная порядочного человека. Восстановится здесь законная власть — вернешься, если захочешь. Все понял?

— Да что мне делать за океаном? — растерялся я от таких новостей. — И на корабле… Дед, я моря-то не видел!

— Справишься! Не бойся, я же тебя не капитаном прошу определить… — дед закашлялся и мне пришлось держать кружку, пока не прошел приступ. Наконец он хлебнул эля и продолжил: — Ты не дурак, Джонни. Ты умеешь читать и писать, хорошо считаешь, у тебя пара не боящихся никакой работы рук и крепкое здоровье. Я немногому смог тебя научить, но ты знаешь, как зарядить мушкет и отобьешься саблей… Ну, от какой-нибудь злой индейской девки отобьешься. Кроме того, я часто ругался по-испански, а значит, самых злых наших врагов ты узнаешь легко. Остальное приложится! Я не приказываю тебе удрать с корабля в первом же порту, решай сам, где тебе лучше остаться. Но советую: попробуй пожить там. Рассказывают о сказочных богатствах… Так много рассказывают, что я в эти богатства ни черта не верю. Но было бы мне шестнадцать — поплыл бы посмотреть своими глазами. Может быть, там и устроишься навсегда, в Новом Свете. Говорят, и Новая Шотландия там имеется.