Сергей Высоцкий

СПРОСИ ЗАРЮ

Глава первая

Россия-мать, как птица, тужит о детях…

А. Блок

1

В понедельник утром, как только капитан Гусев вошел в свой кабинет на седьмом этаже дома № 4 пр Литейному проспекту, зазвонил телефон. Не снимая плаща, Гусев взял трубку. Звонил Геннадий Иванович, сегодняшний дежурный по управлению госбезопасности.

— Виктор, быстро к шефу. Ждет…

Сняв мокрый плащ — в городе уже вторую неделю лил мелкий и противный холодный дождь, — Гусев аккуратно повесил его на плечики, поправил галстук, провел рукой по мокрым волосам. Потом достал из сейфа блокнот с заметками о расследовании, которое вел в последнее время. Начальство могло потребовать отчет в любую минуту…

Когда он вошел, генерал стоял у окна и, казалось, очень внимательно рассматривал что-то на улице.

— Садитесь, товарищ Гусев, — сказал он, отходя от окна.

Но сам не сел, а прошелся по большому кабинету, словно обдумывая, с чего начать. Потом остановился напротив Гусева и сказал:

— Есть одно срочное задание. Вчера в Филадельфии исчез советский турист Антонов. Полиция заявила, что никакими сведениями об Антонове не располагает. А что отсюда следует, нам необходимо знать.

Генерал взял со стола листок бумаги и прочитал:

— «Антонов Александр Александрович, сотрудник журнала «Заря», тридцать второго года рождения, холост». И так далее. Ничего выдающегося. А кстати, вы его статей не читали?

— Нет, товарищ генерал. — Гусев слегка порозовел от волнения. Он был блондин и, как все блондины, быстро краснел.

— А я читал некоторые. Судя по ним — парень способный. Две недели тому назад этот Антонов уехал в составе туристской группы в США, и вот… — Генерал развел руками. — Товарищи из посольства, конечно, пытаются его разыскать… Не верится, что могло стрястись что-нибудь плохое. Но нам надо знать о нем поподробнее… О его личной жизни… Может быть, какие-то связи с иностранцами, душевные потрясения. — Генерал опять остановился у окна и посмотрел на залитый дождем асфальт Литейного проспекта. — Вы, товарищ Гусев, займитесь этим лично. Побывайте дома, поговорите с родственниками, с друзьями…

Вернувшись от генерала, Гусев вызвал своего заместителя и поручил ему несколько срочных дел, которыми раньше занимался сам. Дела эти были интересные, и Гусев жалел, что ему не удастся завершить их самому. Жаль, очень жаль!..

«И чего генерал поручил мне заняться этим Антоновым лично? Опытных ребят в отделении хватает…»

Хотя Гусеву месяц назад исполнился тридцать один год, он уже восемь лет работал в комитете, руководил отделением и не без оснований считал себя бывалым чекистом.

Когда из кабинета ушел последний сотрудник, Гусев, наконец, занялся новым заданием.

Он позвонил в редакцию областной газеты, где много лет работал Антонов и откуда несколько месяцев назад был уволен. Секретарша ответила, что редактора нет. Голос у нее был резкий, неприятный. Гусев хотел спросить, когда сможет его застать, но трубку уже успели повесить.

«Ну и черт с тобой, — неприязненно подумал Гусев про секретаршу. — Второй раз звонить не буду. Съезжу сначала к Антонову на квартиру».

Через адресный стол он узнал, где Антонов. Ехать было далеко — на Поклонную гору, в гараже машин свободных не оказалось, и Гусев поехал на трамвае. Дождь перестал, и Литейный заполнился народом. Часы на углу улицы Чайковского показывали пятнадцать минут шестого.

У маленького магазинчика «Вино — табак» толпились мужчины. На остановке трамваи брались с боем. Гусев с трудом втиснулся в старый вагон «двадцатки». Сдавленный со всех сторон, Гусев старался вспомнить хотя бы одну статью этого Антонова, но не мог. Видимо, действительно не читал.

«Удрал, голубчик, — думал он. — Так просто люди не теряются, даже в Америке. Ну что ж, одним подлецом меньше. Вот как появятся его бойкие статейки где-нибудь в «Геральд трибюн», тогда и гадать не надо будет. Все станет ясно».

У Гусева еще свежи были воспоминания о том, как в прошлом году в Голландии остался аспирант-философ из университета. Больше всего возмущало то, что этот человек готовился стать наставником студентов, читать им марксистскую философию. «Этот Антонов тоже небось у себя в газете за Советскую власть агитировал… Ну что ж, поживем — увидим». Гусев вспомнил еще про Пеньковского и совсем помрачнел. Процесс Пеньковского оставил горький осадок.

В глубине души Гусев был твердо убежден, что всем, кому не хочется жить в своей стране, надо помочь как можно скорее выбраться за ее пределы. А уж обратно — дудки! Помирайте на чужбине. Гусев даже сказал как-то об этом генералу, но тот не согласился с ним. Генерал считал, что жить и умирать все должны у себя на родине.

За Ланской трамвай опустел, и Гусев развернул купленные еще утром газеты. В Соединенных Штатах приближался день выборов президента. В «Правде» комментировались предвыборные речи кандидатов на этот пост…

Сойдя с трамвая, Гусев не спеша пошел по мягкой, еще не просохшей дороге. Идти было приятно. Земля легонько пружинила. Уже давно Гусеву не приходилось ходить по такой земле — все асфальт да асфальт.

Здесь, на Поклонной горе, мир был совсем иной, не такой, как в центре. Спокойный, не суетливый, с чистым осенним воздухом, с мокрыми соснами, с уютными деревянными домиками, с ребятишками, играющими в лапту прямо на дороге.

Квартиру Гусеву открыла старушка, соседка Антонова. Гусев сказал, кто он и зачем пришел, но старушка ничего не поняла.

— В этой самой Америке Саша-то. Обещался после праздников приехать, — сказала она. — К американцам в гости поехал, а мне обещался привезти ихние шлепанцы. Твои, сказал, тетя Дуня, очень громко шкворкают, работать мешают.

Гусев усмехнулся и подумал: «Не видать тебе, тетя Дуня, мягких шлепанцев».

Ничего толком сказать об Антонове тетя Дуня не могла, пожаловалась только, что друзей, мол, много к нему ходит. И девушки. Шумят вечерами, музыку заводят, А так ничего…

Гусев спросил, не бывали ли у Антонова какие-либо иностранцы, и тетя Дуня припомнила, что как-то заходил один.

— Бородатый такой, офеня. Вежливый — все ручку хотел целовать… А как подпил и стали его с лестницы выбрасывать — шибко худо ругался…

За что бородатого выбрасывали с лестницы, тетя Дуня не знала.

— Да вы пройдите, сынок, пройдите в комнату. Саша-то и не закрывает ее никогда. Незачем, говорит… А я чайку поставлю. Может, что еще припомню, коль вы интересуетесь им.

Гусев вошел в небольшую, очень уютную комнату. Огляделся. «Да… Холостяки бывают разные», — подумал он, вспомнив свою холостяцкую квартиру. Здесь было