Я сидел в трактире за столиком и разглядывал посетителей. Как раз в это время в полутьму помещения, разгоняемую лишь тусклыми масляными светильниками и полупрогоревшими углями камина, ввалилась ватага тружениц каменоломни. Здоровенные, под два метра ростом, женщины густыми хриплыми голосами обсуждали курфюрстину, то есть, герцогиню, которая решила построить крепость в устье Морочки, но денег пожадничала.

Я вздохнул и чуть тут же не поперхнулся от вонючей гари ламп и едкого пота тружениц. Когда отправили, шеф боялся, что я со своими метр шестьдесят пять буду как тополь на плющихе среди местных. Но вроде бы ничего, справляюсь.

Да, я согласился пойти в прогрессоры, да ещё и колдовского мира. Кто-то скажет, мол, что ему дома не жилось? Но всё же… Там интернет, супермаркеты и жвачка для мозга из тв, а здесь свобода и неведомое. Каждый прогрессор — как Индиана Джонс. На всех приключений хватит. Вонючих, грязных, голодных, с разодранными в кровь руками и разбитым лицом.

— Эй, красавчик, — опустилась рядом на стул одна из этих ватажниц. Она говорила чистым басом, а тяжёлое лицо, хоть и не имело признаков растительности, не выглядело привлекательным.

Я снова вздохнул. Придётся строить недотрогу. Казалось бы, счастье мужику — баба сама подкатывает, да только сомнительное это счастье. Здесь и нравы неземные, и гигиена страдает.

В это же время встроенная для сохранности и невозможности потерять в мозг информационная система, состоящая из гель-процессора и пакета нейроконтроллеров, оценивая обстановку в фоновом режиме, выдала совет.

«Служебное сообщение: Угроза жизни и здоровья минимальна. Угроза срыва сроков выполнения задачи. Причина: незапланированное взаимодействие с местным населением. Согласно протоколу рекомендуется применить субличность книгочей. Выполнить?»

Я дал ментальное согласие. Лицо слегка похолодело из-за оттока крови, что придало ему бледность Зрачки, наоборот, расширились, а голосовые связки изменили голос на то, что в нашей среде называлось «уста невинности». Не любил я субгипнотические процедуры, но раз протокол требует, придётся. В моменты их применения даже восприятие окружающего мира меняется.

Не люблю я этот режим, но против протоколов лучше не переть, себе дороже.

— Время торопит, — опустив голову и избегая глядеть на бабищу, тихо ответил я. Обоняние начало улавливать растворенные в воздухе феромоны, источаемые этой особой. Она явно пребывала в приподнятом состоянии. Слух оценивал тембр и малейшие изменения интонации голоса, переводя эмпатию в овердрайв.

И о слове «Я». Мужчине здесь крайне невежливо его произносить. Я, мне, меня… Это привилегия женщин.

— Да чё. Успеешь. Ну-ка, глянь на меня.

— Пора иди, — ответил я, нарочито робко глядя на эту особу. И ведь не отвертишься. Она одной рукой поднимет меня над землёй. Придётся тянуть время, уповая на режим книгочея. В субгипнотическом состоянии даже психосоматика меняется. — Пожалуйста, позвольте уйти.

— Ух ты, девки! У него глаза голубые, как льдинки, — заорала труженица на весь зал. — Трактирщица, большую кружку этому красавчику. Живым от меня не уйдёт.

Режим книгочея заставил держаться максимально отстранённо и не агрессивно. В случае конфликта это выставит меня жертвой, создав повод для претензий и вмешательства.

На стол со стуком опустились две большие деревянные кружки. По два литра каждая. Я так живым точно не уползу. А у меня задание. Я дотронулся до кошелька, где лежала чугунная флешка. Я не шучу. Это для местных цехов книгопечатников, которых мы поддерживали и спонсировали. Книги — самое первое, что наша организация пытался распространить в новом мире. А сейчас прогрессоры, в моём лице, совершенно некстати столкнулись с упёртой озабоченной дурой.

Придётся рисковать и дальше эксплуатировать режим книгочея.

— Время, — тихо произнёс я и встал, чтоб двинуться к двери. На улице всё же спокойнее будет, а в случае перехода в режим берсеркера даст пространство для манёвра. Да и со спрятанным под жилетом кобуре самозарядным пистолетом сподручнее на свежем воздухе, чтоб нож или дубинку близко не подпустить.

— Да никуда ты не пойдёшь, красавчик, — криво улыбнулась женщина. И в помещении возникла тишина. Все ждали развития событий.

— Пожалуйста, у меня обет воздержания, — тихо и сухо протянул я и поглядел на неугомонную бабищу взглядом кота из старой анимационной сказки, разве что не мурлыкал. Только бы система не выдала совет поддаться. Я лучше нарушу рекомендацию, чем полезу на эту потную бабенцию с гнилыми зубами. Пусть мне руку ломает. Потреплю.

А события тем временем приняли совсем уж плохой оборот. Бабища с жалобным скрипом стула подвинулась, перегораживая мне дорогу, ехидно улыбнулась и смерила меня взглядом с ног до головы.

— Не спеши.

Я внутренне скривился, ощущая себя неигровым персонажем в пошлой ролевой игре. Мужчинам здесь свободу воли не разрешали. А приличные мужчины сидят в светлице и не шарахаются по трактирам. И потому субличность книгочея максимально пыталась соответствовать этому моральному принципу.

Тишина затянулась, а потом я вздрогнул. В стол с грохотом вонзился здоровенный кинжал, а вслед за ним к нам подошла ещё одна женщина. Не из ватаги. В кольчуге и с серым шерстяным плащом в скатку на плечах, словно солдатская шинель.

— Он со мной, — произнесло новое действующее лицо.

Я улыбнулся. На шее у молодой высокой воительницы болталась цепочка с жетоном прогрессоров. Наёмница. Из местных. Работает на нас.

«Биометрические данные подтверждены. На имя субъекта зарегистрирован договор на оказание услуг».

Ватажница смерила пришлую взглядом, раздумывая, стоит ли ввязываться в драку. С одной стороны, тружениц каменоломни здесь почти десяток. С другой, кроме ножей, у них ничего не имелось, а наёмница вооружена лёгким фальшионом, висевшим в простых ножнах на перевязи, и парой топориков, заткнутых за широкую портупею. Из защиты — небольшой круглый щит, по размеру чуть крупнее кулачного баклера, и кольчуга длиной до колен поверх простёганной войлочной куртки.

Девушка не столь широкоплеча, как работница, но в росте не уступала. То есть, она возвышалась надо мной на добрых тридцать с лишним сантиметров. И надо признать, имелось в ней некое обаяние, которое не портил даже тонкий шрам, идущий от левой стороны рта к уху, словно кто-то пытался ей вырезать улыбку, но сделал работу наполовину. Сдох, наверное.

Около десятка каштановых кос спускались до поясницы. И в каждую вплетено по медной бляшке.

— Чё такая дерзкая? — нехотя начала ватажница, стараясь не уронить лицо во время отступления.