Ирина Кноль

Одинокий лис

Лис лежал на небольшом, мокром кусочке земли, где снег уже растаял и обнажил прошлогоднюю траву. Он смотрел в пронзительно-голубое небо своими большими влажными глазами и изредка тяжело вздыхал. Он был один в этом мире, непонятый и непринятый им. Чужой среди своих, он не любил вкус мяса, долгую охоту за добычей, которая, в конце концов, заканчивалась лишь одним – пустотой в животе. Поэтому Лис утолял голод тем, что дарила природа, летом ел ягоды, грибы, пушистый мох, а осенью безразлично жевал пресную, потерявшую весь свой сок траву. Конечно, зимой ему приходилось несладко – урчащий желудок подгонял его рыскать по всему лесу в поисках съестного. Лис пытался отгрызть примёрзшую кору или до боли в лапах рыл снег, отогревая заснувшую зелень. В дни, когда ему ничего не удавалось найти, он сворачивался клубочком на колючем снегу, закрывал глаза и подолгу думал о странном устройстве жизни, временами проваливаясь в короткий и беспокойный сон.

Лис с брезгливостью вспоминал сородичей, которые, жадно рыча, доедали потроха какого-либо мелкого зверька, брошенные другими хищниками леса. Они повизгивали, щерились друг на друга в надежде урвать лучший кусок падали. После подобных встреч Лис ещё долго не находил места, тревожно бродил по лесу и возмущённо фыркал себе под нос.

Временами ему становилось до того одиноко, что он пытался найти компанию. Обычно он даже близко не подходил к деревне, где озлобленные люди так и норовили подстрелить или бросить в него камень, который, бывало, щерблённым снарядом попадал прямиком в щуплый бок. Но и в лесу было совсем невыносимо. Волки, проходя мимо, высокомерно задирали морды, а иногда и больно отшвыривали его лапой, угрожающе скалили зубы. Мелкие зверьки, издалека завидев рыжую шкурку, разбегались в разные стороны. Медведи отлёживали бока в берлогах, и раньше весны их не добудишься. Нет, конечно, растолкать их попытаться можно, но спросонья они не очень жалуют гостей.

Поэтому однажды зимой, побродив немного по лесу, Лис вышел к деревне. Устроился на холме и стал разглядывать дома, которые как братья-близнецы торчали в разные стороны. Разрумянившиеся дети высыпали во дворы и радовались выпавшему снегу, возводили стены, перебрасывались снежками, отвозили «раненых» товарищей в импровизированные окопы. Эта пульсирующая в детях жизнь ещё сильнее бередила его и без того истосковавшуюся душу.

Когда тьма накрыла мягким одеялом землю, тёплые огоньки заблестели в окнах домов. Он мог бы вечно смотреть на это созвездие окон, но где-то совсем рядом хрустнул снег. Лис резко вскочил на лапы и замер. Внутри бешено колотилось уставшее сердце.

– Х-хто здесь? – раздалось позади. – Повторрряю, х-хто здесь?

Тело Лиса натянулось как струна, готовая в любой момент лопнуть. Он не смел сказать ни слова, а лишь стоял и смотрел в непривычно белые глаза Собаки. Собака глубоко втянула воздух и зарычала. Потом замолкла. Сердце Лиса трепыхалось от страха.

– Эй, Лис, а ты чего не бежишь? – непривычно-миролюбивый голос Собаки разрезал повисшее в воздухе напряжение.

– Я…я… – заикаясь, начал Лис. – Мне некуда…

Собака хрипло рассмеялась, понимающе кивнула и сделала знак следовать за ней. Они спустились к деревне, пролезли через небольшую прореху в заборе и оказались прямо в конуре, которая представляла собой редкие дощечки крыши и небрежно сколоченные три стены с огромными заплатами, не спасающие от пронизывающего зимнего ветра. На пол была брошена пролёжанная подстилка, из которой местами торчала вата. При свете, исходящем из окон хозяйского дома (хотя, возможно, это просто отступил страх), Лис заметил, что Собака совсем чуть-чуть выше его ростом. Клочковатая шерсть местами свалялась, местами была припорошена сединой. Ссутулившаяся фигура намекала на её преклонный возраст.

Зайдя в конуру, Собака пододвинула лапой миску с холодной простоквашей, в которую хозяева щедро накрошили хлеба. Лис робко подошёл и принюхался – съедобно!

– Это мне? – учтиво поинтересовался Лис.

Собака кивнула и легла на прохудившуюся подстилку.

– А за что?

– Как за что? Ты ведь хочешь есть, вот и ешь на здоровье.

– А разве ты сама не хочешь?

Собака что-то буркнула себе под нос и отвернулась. Лис с упоением лакал простоквашу, осторожно добывал оттуда размоченные кусочки хлеба, будто они представляли какую-то особую ценность. Ему казалось, что ничего вкуснее он не ел в своей жизни, и, конечно, очень огорчился, когда увидел облупленное дно миски. Разочарованно посмотрев ещё немного в пустую посудину, он слизал капельки простокваши с носа и только сейчас заметил, что старая Собака уснула. Он начал переминаться с лапы на лапу, а потом вдруг сказал, сам не зная почему:

– Ну, я, пожалуй, пойду!

Не услышав ответа, Лис быстро прошмыгнул в дыру в заборе.

Всю зиму он провёл со своим новым другом. Старая Собака помогала Лису пережить особенно суровые дни – делилась едой и укрывала в непогоду в своём хлипком жилище. Но в один из морозных февральских дней Собаку добрые хозяева запустили с улицы в натопленный дом, и Лис оказался снова один. Он бессмысленно бродил по лесу в надежде чем-нибудь поживиться. Лапы и нос его замёрзли, поэтому временами он останавливался, пытался засунуть нос в густую шерсть и одновременно прыгал с лапы на лапу. Вконец обессилев, Лис выкопал небольшую ямку в снегу, лёг в неё и постарался согреться собственным теплом. Получалось не очень. В очередной раз подняв мордочку, чтобы оглядеться, он увидел перед собой ослепительно-белого, как первый, нетронутый снег, зайца. Не веря своим глазам, Лис мотнул головой, но заяц так же стоял перед ним, словно непреложная часть снежного царства. Отчего-то Лису нестерпимо захотелось подружиться с ним. Было в этом лесном чуде что-то до боли родное, знакомое и светлое. Лис осторожно поднялся, но Белый Заяц, заметив движение, пустился прочь. Лис бросился следом, но заледенелые лапы не слушались его. Он кричал ускользающему чуду, моля остановиться, но из груди вырывался лишь глухой хрип. Белый Заяц убегал всё дальше и дальше…

Наконец, силы покинули Лиса. Он упал на мёрзлый снег, тяжело дыша. Из его глаз катились крупные слёзы. Слёзы разочарования, слезы потери, слезы беспомощности. Он лежал так несколько дней, пока голод не заставил его встать. За эти дни вдруг стало тепло. Лис поковырял немного кору осины и запил свой скудный завтрак талым снегом. Он так сильно исхудал, что сквозь потускневшую шубку резко проступили рёбра. Его стало не узнать, но старая слепая Собака по-прежнему видела только его душу, которая теперь была пустая и