Весенний день медленно подходил к концу. Солнце садилось за горизонт, птицы допевали прощальную песню, когда нерешительный стук потревожил покой ректора Академии семи королевств. Раздраженно глянув на дверь, он крикнул «войдите!» и взял в руки письмо — последнее на сегодня. Мужчина торопился завершить дела и отправиться домой, где его ждали сытный ужин, любимое широкое кресло, графин красного вина и сварливая жена.

Скрипнула дверь, послышались кроткие девичьи шаги. Ректор не оторвал взгляда от кривых строчек, выведенных наспех министром просвещения, чтобы посмотреть на визитера. Он и так знал, что это его секретарь.

— Что случилось, Мисси? — недовольно бросил глава академии. — Я же просил не беспокоить.

Девушка подошла к массивному письменному столу и приглушенно произнесла:

— Прошу прощения, минейр[1] Гринсби, но… к вам посетитель.

— Сегодня меня ни для кого нет. Пусть приходят завтра.

— Боюсь, этого человека не устроит подобный ответ.

Дрожащий голос и эффектно подобранная пауза заставили мужчину взглянуть на преданную помощницу. Ее неестественная бледность и страх в глазах свидетельствовали о сильном испуге. Казалось, Мисси повстречала саму смерть.

Ректор знал не так много людей, которые своим видом могли довести молодую девицу до полуобморочного состояния. Лидерство было за правой рукой короля. Как правило, его визит не предвещал ничего хорошего.

Минейр Гринсби испытал легкое волнение, едва подумал о главе безопасности. Но решил не паниковать раньше времени.

— Кто меня хочет видеть? — поспешил он узнать имя гостя.

— Генерал Дамиан Майе, — Мисси подтвердила худшие опасения начальника.

Протяжно выдохнув, минейр Гринсби отложил письмо в сторону и сцепил руки в замок. Ко встрече с упомянутым человеком можно было готовиться часами: выстраивать в воображении защитные барьеры, собираться с духом, придумывать слова приветствия. Но минута общения перечеркивала все старания. Фразы стирались из памяти, мысли бежали из головы, точно крысы с утопающего корабля.

В королевстве найдется немного смельчаков, которые без страха заглянут Дамиану Майе в глаза. И даже ректору, многое повидавшему к своим пятидесяти годам, было не комфортно рядом с молодым генералом.

— Умеешь ты, Мисси, испортить настроение не хуже моей жены, — прохрипел глава академии.

Заветный ужин наряду с красным вином откладывался на неопределенное время. Дамиан Майе прибыл с делом особой важности, иначе не стал бы наносить ему визит в такой час.

— Пригласи скорее, — продолжил ректор.

«Как лучше встретить его, сидя или стоя? — размышлял мужчина. — В первом случае я подчеркну свой статус и выкажу вояке мизер пренебрежения, но тогда позволю пригвоздить себя взглядом к креслу, во втором — проявлю мягкость и в то же время уважение к правой руке монарха».

Не успел глава Академии семи королевств прийти к определенному выводу и собраться с мыслями, как распахнулась дверь и в кабинет ступила нога генерала. От дуновения ветра, ворвавшегося в помещение сквозь приоткрытое окно, полы его черного плаща разлетелись в разные стороны. Ректору на миг показалось, что за широкими плечами Дамиана появились крылья. Во рту в то же мгновение пересохло, стало нечем дышать.

«Может, он и правда демон? — пронеслось в мужской голове нелепое предположение. — Дыма без огня не бывает».

Несмотря на холодный платиново-пепельный цвет волос, напоминавший седину и присущий в основном пожилым людям, порой эльфам, в народе генерала величали Демоном Ночи. Кто-то за извечно черный цвет его одеяний, кто-то за чрезмерно суровый характер. Но в основном за нечеловеческую силу и ловкость. Обладая сразу двумя стихиями, он мог взлететь на десять футов над землей, за считаные мгновения выстроить вокруг себя прочную стену из камней и одержать победу над дюжиной опытных воинов.

— Добрый вечер, минейр Гринсби, — прогромыхал запоздалый гость, правая рука которого по привычке лежала на рукояти меча.

Поежившись под тяжелым взглядом Дамиана, ректор неторопливо, желая утаить внутреннюю дрожь, поднялся из кресла.

— Разве? Чаще всего ваше появление свидетельствует об обратном, — довольно дерзко высказался глава академии и вцепился пальцами в столешницу. Даже теперь, вытянувшись в полный рост, он едва ли доставал генералу до подбородка.

Дамиан рассмеялся. Казалось, его нисколько не задело колкое замечание.

— Вы мне не рады?

Наживать врага в лице правой руки короля — последнее, что ректору сейчас было нужно, однако он произнес:

— Сказать, что я безмерно рад нашей встрече значит солгать, чего не могу позволить себе в данную минуту. Поклялся богине Рамире[2] говорить на протяжении полугода исключительно правду, — пояснил глава академии, заметив на лице важного гостя озадаченность.

Он надеялся, что чистосердечное признание позволит избежать конфликта из-за первой фразы, таившей в себе пренебрежение.

Широкие брови генерала слегка приподнялись, в глазах стального цвета промелькнуло удивление. Он помедлил несколько секунд и протянул:

— Героическая жертва. Ради чего?

Для ректора, при его должности и работе, невозможность лгать являлась не просто жертвой, а настоящей пыткой, но он готов был стойко перенести любые муки ради исполнения заветного желания.

— Не ваше дело, — огрызнулся хозяин кабинета. — Лучше расскажите, зачем пожаловали.

Ему не терпелось поскорее отделаться от нежеланного гостя и оказаться в стенах родного дома. По окончании встречи он точно осушит графин красного вина, чтобы унять нервы.

Глава безопасности опустился без приглашения в кресло по другую сторону письменного стола и произнес удивительно спокойным тоном:

— Люблю краткость и деловой подход. Мне нужен дегустатор.

— Как? Опять? — прохрипел ректор и недоверчиво уставился на генерала.

— Не опять, а снова.

— Что сталось с Кентом? — спросил минейр Гринсби, предполагая худшее.

— То же, что и с архимагом Клирелом, — Майе говорил небрежно, не пытаясь хотя бы интонацией смягчить слова, убрать из них ядовитое жало.

Ощутив головокружение вследствие сильного эмоционального потрясения, ректор ухватился пальцами за столешницу и гулко сглотнул. Ему хотелось опуститься на мягкую обивку кресла, залпом выпить стакан ледяной воды, но продолжил стоять, не желая предстать перед правой рукой короля кисейной девицей.