Майн Рид

Собрание сочинений в 27 томах

Том 23

Книга памяти

Читатель, ты держишь в руках необычную книгу. «Что в ней такого уж необычного?» — спросишь ты. Самый заурядный «пермский» Майн Рид. Таких у тебя на полке стоит более двух десятков. Вполне возможно, что и купил-то ты его скорее по привычке, чем из желания прочитать. И все-таки в руках у тебя книга не простая. Это первая книга Майн Рида, к которой не приложил руку прекрасный пермский художник Николай Павлович Горбунов. 

Мы решили посвятить этот том его памяти. Стоит ли здесь писать о творческом пути этого человека, о его жизни и работе? Для пермского книголюба гораздо важнее другое: именно он поставил на твою книжную полку великолепное собрание сочинений Жюля Верна, именно этот человек придумал для тебя и твоих детей «Юношескую библиотеку», он сделал знаменитого «пермского «Майн Рида». 

Этой книгой нам хотелось сказать Николаю Павловичу большое человеческое спасибо от имени всех тех, на чьих полках стоят книги, которые большинство пермяков просто не представляют в других обложках, без летящего романтического рисунка Николая Павловича. 

Когда художник уходит, после него остаются его работы. Одни — на стенах художественных галерей, доступные каждому; другие — в частных коллекциях, для избранных; третьи — в пыли музейных запасников: А Николаю Павловичу повезло. В нашем городе нет, наверное, ни одной семьи, где на полке не стояла хотя бы одна его книга. И что это за книги! На их страницах — романтика морских путешествий, свист индейских стрел, суровая мужская дружба. Ему было легко работать с такими книгами — они сам был такой.

Романтик жюльверновской дали, Романтик майнридовских строк, Твою мастерскую едва ли Пройдешь, не ступив на порог. А ступишь — провалишься в омут Дремучих и трав, и лесов, В кипенье бурлящих черемух, В бунтующий мир парусов.

Эти строки посвятил Николаю Павловичу Горбунову пермский поэт Федор Востриков. А мы посвятили ему эту книгу. Ее оформил художник Олег Иванов, который был художественным редактором доброго десятка книг, сделанных Николаем Павловичем. «Он придумал этот мир, а я только привел в него еще несколько персонажей», — признался художник. И, действительно, удивительно бережно отнесся он к этой книге, воспроизведя стиль и дух предыдущих пермских Майн Ридов, чтобы книги этого писателя навсегда остались для нас связанными с именем Николая Павловича Горбунова.

Большому художнику всегда завидуют. Поэтому, наверное, нет ничего удивительного в том, что Пермское отделение Союза художников России осталось в стороне от устройства выставки, посвященной памяти Н. П. Горбунова, а издательство «Пермская книга» пыталось через суд запретить Николаю Павловичу сотрудничать с другими издательствами. Время все расставило на свои места. Теперь пусть завидуют тебе, читатель, — ведь это на твоей книжной полке стоят книги, которые нарисовал для тебя хороший человек и прекрасный художник — Николай Павлович Горбунов.

Михаил Шаламов,

составитель этого сборника.

Руки на листе 

Если бы я собрался вылепить портрет Горбунова, я взял бы глину, раскатал из нее тонкий лист глиняной бумаги, а сверху на него положил бы огромные узловатые глиняные руки. И из этих рук высунул глиняный карандашик, обгрызенный и одинокий, как винтовка последнего защитника крепости. Руки эти — самая важная и запоминающаяся часть его облика. Мозолистые мастеровые грабли, которые позаимствовали у него многочисленные персонажи — первопроходцы, ковбои, индейцы, охотники, солдаты и многие, многие, многие другие. Руки людей труда.

Впервые встречаю героев, которые так походят на своего создателя. Обычно персонаж незаметно для художника впитывает черты, недостающие или даже прямо противоположные его автору. Здесь же художник как бы примеряет на себя шкуру своего героя. И всматриваясь в иллюстрации, мы видим, как горбунов-ковбой мчится на лошади, отстреливаясь от толпы горбуновых-индейцев.

Да, и лошади. Лошади, неё в виде узоров на заднем плане для создания ковбойской атрибутики, а настоящие живые, потные лошади, возведенные в ранг полноценных персонажей. Такие же разнохарактерные, как люди, и такие жё живые. Исключительно редкое и ценное умение для современного городского художника. Я бы наравне с выражением «тургеневская женщина» ввел оборот «горбуновская лошадь».

И природа. Не пейзаж сам по себе, а достоверность места действия. Здесь обязаны быть холмы, а именно тут растет дерево. Не посаженный художником хилый симметричный саженец, а настоящее живое дерево, прущее из картинки с потрясающей убедительностью самой природы. И свет, то туманного, влажного утра, то жаркого полдня с короткими глухими тенями, то разрезающий комнату пополам луч из приоткрытой двери. Умение втиснуть в маленькую заставку огромный порт с массой парусников, а между автором и названием поместить компанию конных рейнджеров. И мы верим, что художник самолично наблюдал эти события с высоты птичьего полета, палубы тонущего корабля или заснеженных холмов Аляски. И мы следуем за ним в пустыню, в горы, в океан или странный и загадочный мир фэнтези. Да здравствует великое и могучее искусство обмана, которое скромно называется книжной графикой!

Самое же ценное и редкое, на мой