сыном фермера из Годальмини, находящегося в тридцати милях отсюда. Он пешком прошел этот дальний путь. Что же касается причины его странного бегства, то и это нетрудно было узнать: он стал громко выражать свои мысли, как это бывает с людьми наивными, охваченными каким-нибудь сильным желанием или чувством.

— Моего ухода не заметят до самого завтрака, — говорил он себе, — а в это время я буду уже в Портсмуте. Если я сейчас найду место на каком-нибудь корабле, то до самого отплытия в море не ступлю на берег… Да и отец едва ли станет искать меня здесь… Старик-работник, видно, расскажет, что я говорил ему о том, что хочу бежать в Лондон, и этого будет достаточно, чтобы сбить отца с толку.

Торжествующая улыбка, скользнувшая по лицу мальчика, вдруг сменилась серьезным выражением: он вспомнил мать.

— Бедная мама! — сказал он. — Ты будешь плакать с Эмилией… моей маленькой сестрой… Они будут считать, что я где-нибудь погиб… Но они недолго будут заблуждаться: я напишу им нежное хорошее письмо… как только буду уверен, что они не помешают моему отъезду… Да я ведь и вернусь к ним когда-нибудь и опять их увижу…

Эти рассуждения все же не успокоили, видно, совесть молодого Честера, и он стал произносить настоящую речь в свою защиту.

— Но разве я мог действовать иначе? Мой отец хотел непременно сделать из меня фермера: он всегда это говорил, при всяком удобном случае. Но он прекрасно знал, что мне это занятие совсем не нравилось, а мой брат Дик в состоянии будет занять со временем его место. Однако отцу не было до этого никакого дела. Он был убежден… находил, что я должен вечно, как он сам, обрабатывать землю… А я хочу «море обрабатывать», как в песне поется. Да, море, даже если бы мне пришлось всю жизнь остаться простым матросом. Что за счастье — жизнь моряка! Разве она похожа на ту, которую отец уготовил мне? Вместо того чтобы быть вечно прикованным к паре быков с плугом, я буду носиться от одной земли к другой, любуясь красотой Божьего мира… видами больших гаваней, высоких гор, бесконечного моря… Я стану моряком, чтобы увидеть сотни разных народов с их обычаями, верой… одеждой и лиц… Я буду посещать неизвестные острова, увижу все чудеса природы, начиная с тропического царства и кончая ледяным простором севера… Да! Я хотел бы уже там быть! Все равно, чего бы мне это ни стоило, я буду там… Я увижу мир, пускай даже буду страдать всю жизнь и… в звании самого простого матроса… Но я недолго буду простым матросом! Клянусь!.. Я буду работать, чтобы заслужить повышение!.. Кто меня уверит, что я через четыре-пять лет не буду уже офицером с золотыми нашивками? И у меня будут карманы, полные золотых монет, кроме того… Кто тогда будет гордиться мною? Мама и маленькая Эмилия! А кто вынужден будет признать, что я был прав? Это мой отец…

Между тем солнце рассеяло наконец последние остатки тумана. Гарри Честер, оглянувшись по сторонам, заметил, что сидит у каменной колонны: он и не подозревал, что находится у памятника. Он прочитал надпись, и грустная мысль скользнула по его лицу: уж не предостережение ли ему судьба этого матроса? Не конец ли это долгих странствий? Гарри не был суеверен и откинул эти мысли, но печаль уже вкралась в его душу. Он снова представил себе горе матери и сестры, гнев отца, угрызения совести все больше давали о себе знать, сердце сжималось все сильнее… Он начал колебаться… В его душе столкнулись сыновняя нежность, любовь и упрямая воля… И нет сомнения, что дружеский совет в это время мог направить его путь в обратную сторону, туда, где по нему уже плакали… Но добрые советы являются тогда, когда они не нужны, и Гарри Честер продолжал свой путь…

Скоро он достиг верхушки холма, у подножия которого лежала часть Гемпшира и, красуясь синей скатертью, разостланной на горизонте, играло море, соперничая своим блеском с небесами…

Ничего не нужно было больше Гарри, чтобы рассеять колебания. Море!.. Он первый раз в своей жизни видел его и с дрожью души, рвущейся к этому необъятному простору, он почувствовал, что принадлежит ему бесповоротно, и никакая человеческая сила не отвлечет его от этого чарующего простора!.. Исчезли колебания, исчезли угрызения совести: одного только вида этой сверкающей бесконечности было достаточно, чтобы уничтожить все сомнения. Гарри казалось даже, что он различает уже на горизонте минареты, башни, пальмы, чудесные страны и разные народы… Он забыл про усталость и прибавил шагу, чтобы скорее добраться до гавани, откроющей ему дорогу к этим чудесам…

Около Портсмута, в Доуне, он увидел прекрасный замок Гориден с тенистым парком. Пробираясь вдоль решетки, он спросил, кому принадлежит здание. Услышав, что это собственность Чарльза Непира, одного из самых известных английских адмиралов, Гарри принял известие за доброе предзнаменование и поспешил согласиться с ним.

— Почему же и мне не стать когда-нибудь адмиралом? — сказал он себе, входя в предместье Портсмута.

ЗВЁЗДНЫЙ ФЛАГ

Часы городской ратуши Портсмута пробили девять, когда Гарри Честер вошел в предместье знаменитого порта. Нигде не задерживаясь, он поспешил в гавань, куда ему показал дорогу первый встречный человек.

Действительно, скоро в конце длинной прямой улицы он увидел целый лес мачт, снастей и корабельных канатов. До сих пор он видел корабли лишь в собственном воображении, в книгах на картинках. На этот раз он жадно рассматривал то самое, что смутно раньше представлял себе: перед ним не один корабль, не сотня, а, по меньшей мере, целая тысяча — всевозможных форм, величины и названий. Самые красивые из них окрашены в черный цвет, грозные своим боевым вооружением, устойчиво держатся на своих якорях и окружены множеством лодок. Гарри скоро узнал, что это военные корабли, и перестал интересоваться ими, так как ему нужно было коммерческое судно. Он знал, что поступивший простым матросом на военное судно не может ждать повышения по службе, да и не хотел подчиняться строгой дисциплине на военных судах.