У каждого есть в этом мире роль,

Играя, все мы ищем вдохновения.

Сегодня — пешка, завтра ты — король,

Конец игре — опять уйдешь в забвение.

Ты можешь снова партию начать,

Рискнуть судьбой, поставив все на карту.

Свободу, место в жизни потерять,

Себя доверив ветреному фарту.

Но, сделав ход, возможно, куш сорвешь —

Своей мечты заветной исполнение.

А не рискуя, никогда не обретешь

Свободу самому менять решения.[1]

Я стояла напротив высоких кованых дверей и всматривалась в уже почти привычную тьму за ними. Мои наивные надежды, что основные сложности закончатся на испытании, разбились на следующий же день после того, как я проснулась, обессиленная и опустошенная, на смятой постели. Было странно ощущать себя настолько слабой после ритуала, который сделал меня одним из самых сильных магов в Изначальной.

Меня разбудил Ярр, огорошив известием, что сегодня последний этап — представление двору новой наследницы. Это требование Императора. К чему такая поспешность, было непонятно никому, но дурное предчувствие не отпускало.

И вот теперь я босиком стояла на обжигающе холодном полу и уже несколько секунд медлила перед дверью в коридор Стихий. На той стороне — тронный зал. Император почему-то потребовал соблюдения совсем уж древних традиций: именно поэтому я была босая, в простом белом платье и с распущенными волосами, которые украшал венец наследницы.

Наконец я решительно выдохнула, толкнула прохладный металл створок и смело сделала шаг в безбрежную тьму коридора. Как только двери с тихим стуком захлопнулись за моей спиной, помещение метров на двадцать вперед начало наполняться странным мерцающим светом. Интересно, что ждет меня тут? Медленно пошла, прислушиваясь к своим шагам и стараясь не ежиться от пронизывающего ветра, от которого не спасало легкое платье.

Ответом на недавние мысли стала вспышка лилового цвета, на миг озарившая участок пути. Камень впитал сияние, и я увидела фигуру в темном балахоне, в маске, на которой были нарисованы перья яркой диковинной птицы. Искусник медленно приблизился и поклонился со словами:

— Приветствую мою госпожу и повелительницу, клянусь служить ей и повиноваться всем ее приказам, если они не противоречат указаниям Стихий, в обмен на защиту и покровительство наследницы.

— Принимаю, — ошеломленно выдохнула.

Хранитель скинул капюшон, снял маску, улыбнулся и, взяв мою безвольную руку, коснулся поцелуем замерзших пальцев.

Коридор ослепительно вспыхнул, и мне на миг почудился отзвук смеха. Очень знакомого смеха. Иссо.

Мидьяр выпрямился, и я вздрогнула, увидев, как синеву взгляда Хранителя затапливает радужное сияние, что означало, что говорю я уже с его покровителем. Тонкие губы скривила усмешка, и Грезы хмыкнул:

— А я первый… Моя стихия — это чувства и эмоции, принцесса. То есть ты руководствуешься в первую очередь ими. Интересно, что же будет дальше…

Я склонила голову и с некоторой издевкой сказала:

— Великий Грезы, счастлива вас снова видеть.

— Обманывать нехорошо, — спокойно отозвался он, отступая мне за спину. — Не волнуйся, я уже ухожу. Но мы еще встретимся…

Немного помедлив, я пошла дальше, пока не остановилась, ослепленная вспышкой света. Когда мрамор впитал его, став белоснежным, ко мне шагнула невысокого роста Хранительница, поклонилась и мелодично произнесла те же слова клятвы, которые я не так давно слышала от Ярра. Правда, когда девушка сняла маску и тоже попыталась поцеловать мне руку, я шарахнулась в сторону, но Ро улыбнулась и полушепотом сказала:

— Это ритуал, не порть торжественный момент. Мы ведь теперь твои вассалы.

— Но почему сейчас?! Ведь вы подчинены только правителю.

— Нет, — покачала головой фейри. — Мы слуги вошедшего в полную силу Проводника. И лицо открываем только ему. — Она подмигнула мне. — Ну или тем, кому доверяем.

Я несколько секунд пристально смотрела на хрупкую княгиню, державшую в тонких пальцах маску, потом шагнула вперед и крепко обняла ее, спустя миг почувствовав и ее руки на своей спине.

— Друзей не унижаю.

Момент испортил неисправимый Ярр, который спросил громким шепотом:

— А меня можно было, да?!

Тихо рассмеялась, отпустила Ровену, подошла к Мидьяру и обняла его, с удовольствием вдохнув аромат миндаля и корицы.

— Я просто опешила, — призналась, отстраняясь.

— Мы знаем, — проказливо подмигнул Искусник. Я с неожиданной догадкой всмотрелась в его глаза и уловила радужный отблеск, который стал ярче. А Хранитель продолжил: — Да, ему тоже было приятно!

Что я могла на это ответить? Только окинуть надменным взглядом, развернуться и пойти дальше, но уже с эскортом из двух Хранителей.

Вскоре коридор озарило серо-стальное сияние, и я с улыбкой приветствовала Асгарда, к которому, конечно, с объятиями кидаться не стала, но и его постаралась удержать от целования ручек после принесения клятвы.

Сталь вдруг как-то очень светло и искренне улыбнулся и произнес фразу, повергшую меня почти в шок:

— Леди, это доставит мне удовольствие.

Пока я приходила в себя, он все же сумел приложиться к пальчикам.

— Аля, он тоже бывает разный, — хихикнула фейри. — Не думаешь же ты, что мы смогли бы подружиться, если бы были совсем уж далеки друг от друга?

— Но у моего народа период привыкания к другому человеку гораздо более длительный, чем у фейри и ленерийцев, — пояснил Ас. — Да и на одних только личных взаимоотношениях это не основано. Должна быть еще связь, более прочная, чем просто эмоциональная.

— А теперь она есть, — вздохнула я.

— Да, моя госпожа, — с иронией подтвердил Сталь.

Я покачала головой и продолжила путь. Коридор совсем скоро затопила тьма, которую делали не такой непроглядной только отблески белого, стального и лилового за спиной, их источал камень, впитавший силу стихий.

Аэрлис не заставил себя ждать, появившись из полумрака.

И снова я услышала клятву Хранителя наследнице.

Каждый следующий шаг отзывался ударом сердца, потому что я… боялась. Я знала, что он тоже тут. Не может не быть, ведь позади уже четыре Стихии, четыре Хранителя, и совсем скоро коридор озарит голубое сияние водной стихии. Я этого отчаянно боялась и не хотела. Не забыто, не прощено, не отболело. Я к нему неравнодушна. И… я все еще помню то, что видела в Храме. Нас. Нашего сына. С шага помогали не сбиться только другие воспоминания. О других детях и другом мужчине.