Фёдор Небесный

Страшная сказка для всех

I

Я поднимался на мансарду в номер,

А Гость исчез сказав: «К начальству в ад!»

Бежит корчемник с диким воплем: «Помер!.. -

И злобясь, далее, — Скажи, где этот гад?»

— Кто помер, кто? — «Расстрига, час назад…»

— Что с ним? — «Удар!.. Василий мне как брат!»

— Расстригу жаль, но Гость не виноват.

Пить надо меньше… глянь корчемник в сад!

Мне с зорькой ехать, там дождит. Пожалуй,

Мне что-нибудь из яств своих пожалуй.

К поместью в Тверь мне не домчать содневно.

С тем божоле в дорогу, непременно!..

II

Вслед корчмарю я шествую, приватно

Несчастью толкование ища.

Смерть батюшки странна, но вероятна

Его предчувствиям фатальным сообща.

Я вспомнил сценку за столом, и вилку,

Которой он накалывал грибок.

И с рюмкой водки к смерти предпосылку.

И то, что ждёт его, расправы срок.

За что, неведомо. Он речь прервал на вздохе.

Не рок, но мистика, а с нею шутки плохи!

III

Расстрига час назад был бодр и крепок;

Рассле́дованье впору начинать!

С лица бедняги снять посмертный слепок,

И в околоток как улику сдать.

Вдруг он скрывал заморскую хворобу?

Купца припомнив, и его зазнобу,

Готов я с ними траур разделить.

Втроём у гроба веселей грустить.

Спрошу корчемника: «Где батюшка?..»

— В холодной. — «Так я зайду?»

— Зайди… там вход свободный!

IV

Горят потрескивая свечи восковые,

Священник скучно на столе лежит.

Но щёки розовы, и губы как живые

Улыбкой тронуты, он ими шевелит!..

Я слышу звук, и чуть клонюсь над ними.

Эк!.. жаждут мёртвые поговорить с живыми!

Вдруг он расстроен тем, что лёг в нирване

В своей застиранной, рапидовой сутане?

Новопреставленный не должен быть сварлив.

Кто мук земных лишён, тот и в аду счастли́в!

Смотрю на батюшку, и сердце содрогает.

Ведь под монетой глаз его моргает!

V

Паук в углу ползёт по паутине,

Скрываясь в трещину в извёстке кирпича.

Он жив и царствует лишь по одной причине:

Обилья жертв, и сметке палача.

Двухдневно юная в тенетах бьётся муха

А рядом пятидневная старуха

С навозною заразою во рту…

У батюшки седой висок в поту!

Ужели есть в раю для мёртвых плаха?

И запотел висок попа от страха?

VI

Как я в своей каморке очутился

Не помню!.. камнем рухнул на кровать.

Мне страшный сон о нищете приснился:

Как будто я калекой появился

У церкви: мне не стали подавать!

Пред аналоем чёрт читал молебен,

Который был нечистому хвалебен,

Хрипя абракадабру: «Nach der leben!..»

И каждый раз, когда свиное рыло

Крестил перстом, в церквушку заходила

Очередная из министров тварь.

И в свите этих тварей — государь!

VII

Министрам выражая укоризну,

Он медный крест хотел с меня сорвать.

Гнид укорив, — Позорите Отчизну,

У нищих не умея воровать!..

Потом клопом куснул меня за горло.

Но, сброшен был! В пятно главу растёрла

Моя нога. Тут вся и недолга́:

У государя-т на главе, рога!..

А дальше в памяти образовалась брешь.

Однако чётко помню лоб и плешь.

Ещё мозги из серого секрета,

Что клейко липли к подошве штиблета.

Я четверть часа очищал штиблет

Главы-клопа о храма парапет!

VIII

Мой сон прервал Егорка-половой,

Что приволок дорожные припасы.

Я тяжек был свинцовой головой,

И не скрывал страдания гримасы.

А он просил: «Степаныч, боже мой!

К столу садитесь, обрядив мундир…»

И ло́скут рвёт с подноса, как факир!

А на подносе гурмана припас:

Колбасы, сыр, под шофруа бекас.

Тут радостно снимая мокрый плащик,

Проходит в дверь давишний Гость-рассказчик!..

IX

Присев по свойски на мою кровать,

Он говорил, пытаясь улыбаться:

— Там дождь обвалом, шляха не видать!

Мне холма пристало возвращаться.

А у тебя в каморке благодать,

Тепло и сухо. Я оголодать,

Успел в пути. Побуду полчаса

С тобою, здесь. Как пахнет колбаса!

Со стороны твоей изрядный стыд

Так распалять у гостя аппетит!.. -

А я в ответ: «То мой припас в дорогу.

Ешь колбасу и сыр, но понемногу!..»

А он, — Прощай, голодным ухожу.

Да ты скупец мой друг, как погляжу!

X

Упрёк был справедлив, и я рукой

Его сдержал, — Шучу, ешь всё, нескладный!

Но мне за яства хоть одной строкой

Грядущий день поведай, безотрадный,

Чтоб я ушел прозревшим на покой…»

— Открою — главное. Твоя Нинель жива!

Ей дом у Лавры. Вспомни голова

Я адрес говорил? Про ваше царство

Скажу печальное. Державу ждут мытарства.

Народ — страдания. А сын то мой, хорош.

Таких как он проклятьем не возьмёшь!..

XI

Представь себе: свершится крах устоев.

И некто лысый, сочинив скрижали,

Войной гражданской сотворит героев,

Царя с семьёй казнив в купца подвале.

Знамёна алые взовьются над страной.

От всей земли отгородясь стеной,

Страна себя прославит псевдо-братством.

Марксизмом, равенством,

И прочим святотатством.

Лишь в год двухтысячный, при смене вех-веков,

Мой сын проявится из орд большевиков.

XII

И выйдет в первые! Тогда и я вернусь.

Хочу взглянуть, когда эпоха минет,

Как медь царя Петра под ветром стынет.

И как страдает от потомков Русь,

И кто её, красотку, опрокинет!..

А там ещё гляди, в сердцах решу

Иметь второго сына. Согрешу,

Чтоб вознести двуглавого орла

Над Русью вновь. Мы встанем на крыла.

И полетаем над Россией с ним:

Сатир, и бесокрылый херувим!..

XIII

Тебе, твоё, в подробностях открыть

Могу легко. Но, огорчён грядущим,

Ты можешь сразу передумать жить

С прови́деньем, сознание гнетущим;

Решив себя, своей рукой, убить!

Мы встретимся с тобой живым ни здесь,

Другое место для бессмертных есть!

На этом — всё. С тем не суди разбой.

Я ассигнации твои возьму с собой.

Не все конечно, разве тысяч пять?

В уезде мне без них несдобровать!..

XIV

«Бери с отдачею. Но как истолковать

Твои слова, ты говоришь туманно!..»

А он продолжил, — Начинай гадать,

Грядущее являть в деталях странно. -

И стал себе хмельного подливать.

Спустя, усевшись за столом вельможно,

Вкушал кружки копчёной колбасы

Протискивая оны под усы,

И зверский клык открыв неосторожно.

Потом расслабил пояс, чтоб живот

Не напрягать. И пил по-русски. вот!..

Тут я врубился — Гость мой не позёр,

Зато каков при этом фантазёр!..

XV

Насытившись, он встал. И деловито,

Чтоб истинный фурор произвести,

Мне