под штрипками показал копыта

Козлиные, в навозе и шерсти!..

Я Господа взмолил: «Господь, прости…»

А Гость вздохнув, и улыбнувшись сыто,

С отрыжкой, как издержкой аппетита,

Сказал за Господа, — Прощаю!.. но учти.

Ты этим утром поспешишь в столицу

С писательством, про эту небылицу… -

XVI

Шагнув сквозь стену сытый и хмельной,

Гремел на лестнице. А я кричал вдогонку:

— Какой ты бес? — при этом на иконку

Крестясь рукой невзъёмной и больной, -

Ты фокусник, ты зло шутил со мной!..»

По ходу думая, что день и сущий блажь.

Грядущий пена моря, и мираж!

Его представить в абрисе не сложно,

Но знать в подробностях и чёрту невозможно.

Когда Сатир, факир ли, шарлатан,

При свете факела садился шарабан,

То крикнул снизу, — Завтра встречу Бога!.. -

И провалился в землю у порога…

XVII

Став у бюро, я тут же репортаж

Взялся кропать о случае со мною.

Купец с любовницей уснули за стеною,

А я Издателю решаю под кураж

Его продать. Хоть знаю, что магнат

Сочтёт за бред столицу — Ленинград.

Горячкой назовёт концлагеря.

И Колыму! А казнь семьи царя

Причислит к сумасшествию. Мятеж

В стране возможен.

Кронверк бесам где ж?

XVIII

Не став возиться с затухавшей печкой,

Я лёг в кровать, в баул сложив багаж.

А под окном проезжий экипаж

То бил барком, то громыхал уздечкой

И сено подъедая, и фураж.

Проснувшись, замечаю на столе

У рюмки с водкой в штофе — божоле!

А рядом с ним невзрачный сундучок,

В котором из-под крышки язычок

До скатерти расслабленно провис.

Ужели ли мне рассказчика сюрприз?

XIX

Как не хотелось в холод из тепла

Мне выбираться, из под одеяла!

Я тронул рюмку водки со стола,

Испив с отрадой. Показалось, мало!

Тут язычок-фантом решил дразни́тся,

Скрутив мне фигу, чтоб ему сказиться!

А я прощать обиды не привык,

И водку лью фантому на язык.

Он вздрогнул, и обмяк, и посинел.

Свет свечки на мгновенье потускнел.

Язык у сундучка сметнул кольцо,

Чтобы представить мне знакомое лицо

XX

Попа-расстриги! Без монет глаза

Теперь у батюшки, Когда его зрачёчки

В меня смотрели, бриллиант-слеза

Бежала по небритой, впалой щёчке,

Я воспросил его, — Откуда здесь? -

А лик в ответ: «Дал выпить, дай поесть!»

И грозно так, как будто ножкой топнул.

Ну, я шкатулку крышкой и прихлопнул.

Скользнул в постель, по хладной простыне.

Лежу, дрожу. Как вору страшно мне!

XXI

«Открой сундук, — лик из шкатулки клялся, -

Прощу за то, что повредил мне нос…» -

А день уже с востока поднимался.

И под окном из трёх телег обоз,

За солью в Крым скандально собирался,

Не представляя мой, со мной, курьёз!

— Открою, только ты меня не трожь!.. -

Прошу фантом, сжимая финский нож.

А сам себе в сердцах твержу при этом:

— Зачем тя нож?.. убей его штиблетом!

Открыв сундук, я замахнул штиблет…

А там всё золото, и лика больше нет!..

XXII

На шаткий стул едва живым присев,

Я взял монету в трепете великом.

И на чеканный аверс посмотрев,

Был поражён открывшимся мне ликом.

Он точно мой рассказчик — Вельзевул!

Пусть без усов, пусть юн.

Пусть нос-картофель!

Пусть искажён царапиною профиль,

Но вылитый, который Мефистофель!

На аверс тиснуто, где кромочка идёт:

— Две тысячи тридцать четвёртый год -

Выходит отпрыск беса — государь?

И проба золота в золотниках как встарь?

Оно огнём мне пальчики печёт.

И адская смола с него течёт!

ХХIII

В шандале распалив свечи огарок,

До дна сундук пытаясь разгрести,

Я нахожу листочек без помарок,

В котором писано, — Сие тебе подарок

Из будущего За «язык» прости

Я не творю добро без эпатажа

На золоте монеток пекла сажа

Других мне просто негде наскрести!..

Читая текст без точек-запятых,

Решаю — всё что вижу инфернально!

Но тусклый блеск червонцев золотых

Доказывал: фантомное, реально!..

XXIV

Стул венский опрокинув в полумгле,

Бегу из номера, баул в руках сжимая.

Пусть божоле осталось на столе,

Но сундучок со мной, в бауле, с края!

Я должен быть у выездных ворот

Минутою! Но спутал редингот

Мой шаг. В падении подвёрнута нога.

К тому ещё спешащего конфуз:

Я в миг паденья потерял картуз!..

Но сундучок, с которым шёл в бега,

Не потерял. С тем кучеру взываю.

Он из конюшни: «Барин, запрягаю!..»

XXV

Когда рассвет почти рассеял тьму,

Когда рысцой мы проскочили хутор,

Я золоту припал как экзекутор

Над жутким даром развязав тесьму.

Теперь уже на реверсе монеты

Найдя иных времён забавные приметы:

К примеру вижу — шлюзовой рекой.

Плывут на юг бездымно пароходы.

И тиснуто вдоль кромочки строкой:

— Российская империя свободы рабов Крымля –

Культ личности рукой.

.

XXVI

Я рад тому, что трон Руси сгодился,

Что Русь и дня не может без царя!..

Припомнив адрес Нины, я катился

В столицу трактом, вдоль монастыря.

Вот тут к нам рыжий чёрт и прицепился.

Я крикнул Ваньке: «Мчи до косогора,

У нас форейтор упырь-кикимо́ра!..»

Хлестал коней как не своих, Ванёк.

А я отродье сбросил на пенёк

Ударом сапога! Так мы спаслись,

И к Питеру на крыльях понеслись…

XXVII

Примчав в столицу, кажется в четверг,

Я шёл с поэмой в Савскую обитель.

Мой труд партнёр, плюя в окно, отверг,

Сказав, что я не модный сочинитель,

И беса власть в России опроверг.

Ему был чужд моей поэмы склад.

Он требовал, — Под сенью анфилад,

Чтоб в вашей книге бабочки порхали.

Чтоб книгу трижды переиздавали.

Чтоб раскупили тысячный тираж,

А ваш тираж и первым не продашь!..

XXVIII

Поставив крест на книге, у министра

Я откупил роскошный дом в Москве.

И дачу, там где плещет речка Истра

В изломанной, береговой канве.

Пусть жизнь течёт как Истра — быстро-быстро!

Но ставший предводителем дворянства,

Я бросил стих писать. Курю! И пьянство

Не осуждаю. В праздник для своих

Чту репортаж-поэму, славя стих.

Жена и дочь её строкам внимают.

Жаль, криком браво-бис не донимают!

XXIX

Зачем храню поэму? Я лелею

Мечту её издать. Внутри бюро,

Хранится рукопись. Теперь уж и не смею

В ней строчку изменить. Сложил перо

Между страниц навеки, разумею.

Живу на капиталы от наследства,

Растратив всуе от Сатира сре́дства.

Пятнадцать лет на женщине женат

С которой близок был тот ретроград,

Который Гость! Но этот бзик навряд

Случился. Нине