— Но о чем они разговаривают? — спросил мистер Зловрединг, поверенный в делах. В его голосе звучало раздражение, словно он наперед знал, что речь у них идет о пустяках.

— О добывайках, — сказала миссис Мей.

Они стояли под живой изгородью среди мокрых кочанов древовидной капусты, качавшейся на ветру. День был промозглый, начинало темнеть, и свет лампы в окне домика у подножия холма выглядел особенно приветливым.

— Здесь можно разбить фруктовый сад, — добавила негромко миссис Мей, словно желая переменить тему.

— В нашем с вами возрасте, — заметил мистер Зловрединг, все еще не отрывая глаз от освещенного окна внизу, — разумнее сажать цветы, чем плодовые деревья.

— Вы так думаете? — сказала миссис Мей и тут же натянула капюшон длинного, широкого пальто, спасаясь от порывов ветра. — Но видите ли, я завещаю этот дом ей.

— Кому — ей?

— Кейт, моей племяннице.

— Понятно, — сказал мистер Зловрединг и снова бросил взгляд на освещенное окно, возле которого, как он знал, сидела Кейт. Странный ребенок, подумал он; смотрит сквозь тебя широко раскрытыми глазами, будто не видит, и часами разговаривает со старым мошенником Томом Доброу, который некогда служил здесь лесником. Поневоле придешь в смущение. Что между ними общего, спросил он себя, между этим туповатым стариком и жадно слушающей его девочкой? Вот уже (он взглянул на часы) час с четвертью, как они сидят, пригнувшись друг к другу, у окна и говорят, говорят…

— О добывайках?.. — повторил он, точно это слово встревожило его — каких добывайках?

— Ну, это такая история, — небрежно сказала миссис Мей, осторожно пробираясь между набухшими от дождя кочками к вымощенной кирпичом дорожке, — которую мы рассказывали друг другу, брат и я, когда жили здесь в детстве.

— В Фирбэнк-Холле?

— Да, у двоюродной бабушки, тети Софи. Кейт очень нравится эта история.

— Но отчего, — спросил мистер Зловрединг, — ей вздумалось рассказывать ее Тому Доброу?

— Тому? Почему бы и нет? Хотя, по правде говоря, я думаю, дело обстоит как раз наоборот — я думаю, Том рассказывает Кейт.

Следуя за миссис Мей по выщербленным кирпичам дорожки, мистер Зловрединг погрузился в молчание. Он знал эту семью почти всю жизнь, и чем дальше, тем чудаковатей они ему казались.

— Но кто ее выдумал? Вы?

— Куда мне, нет. — Миссис Мей смущенно рассмеялась. Скорее всего, ее придумал мой брат. Если это вообще выдумка; — прибавила она внезапно еле слышным голосом.

Мистер Зловрединг ухватился за ее слова.

— Я не вполне вас понимаю. Эта история, о которой вы говорите, она что — основана на реальных фактах?

Миссис Мей рассмеялась.

— О нет, факты эти никак не могут быть реальными. Никоим образом. — Она снова пустилась в путь, добавив через плечо: — Просто этот старик, Том Доброу, по-видимому, знал наших человечков.

— Каких человечков? Попрошаек?

— Не попрошаек — добываек.

— Понятно, — сказал мистер Зловрединг, хотя ему ничего не было понятно.

— Мы назвали их так, — обернувшись к нему, миссис Мей поджидала, пока он поравняется с ней, — вернее, они сами так себя называли, потому что у них не было ничего своего. Ничего. Даже имена они брали у людей: семейство Курантов — там были отец, мать и дочка — звали Под, Хомили, Арриэтта.

Когда мистер Зловрединг подошел к ней, она улыбнулась:

— По-моему, прелестные имена.

— О да, — довольно сухо сказал он. А затем, вопреки своей воле, улыбнулся ей в ответ; он вспомнил, что она всегда любила, пусть мягко, подтрунивать над людьми; даже в юности, когда он находил ее весьма привлекательной, это приводило его в замешательство.

— Вы не изменились, — сказал он.

Миссис Мей сразу посерьезнела.

— Но не станете же вы отрицать, что Фирбэнк-Холл был странный старый дом.

— Старый — да. Но не более странный, чем… — он взглянул вниз, — чем, скажем, этот домик.

Миссис Мей рассмеялась.

— Тут Кейт согласилась бы с вами. Она считает этот домик таким же странным, каким мы считали Фирбэнк-Холл, в точности таким же. Знаете, в Фирбэнке у нас с братом с самого начала было чувство, будто в доме, помимо людей, живут еще какие-то человеческие существа.

— Но, — раздраженно воскликнул мистер Зловрединг, — какая разница между человеческими существами и людьми? Это одно и то же.

— Ладно, просто другие существа. Гораздо меньше людей ростом, но внешне всем похожие на них, разве что головы побольше, да подлиннее кисти рук и ступни. Очень маленькие и незаметные. Мы воображали, что живут они, как мыши, — за стенными панелями, или за плинтусом, или под половицами… и полностью зависят от того, что им удается стащить в доме. Хотя воровством это тоже не назовешь — они брали только то, без чего люди вполне могли обойтись.

— Что именно? — спросил мистер Зловрединг и, внезапно почувствовав себя неловко, обогнал миссис Мей, чтобы убрать с ее пути побег куманики.

— О, самые разные вещи. Любые продукты, естественно, и любые другие мелкие предметы, которые можно было бы сдвинуть с места и которые могли бы пригодиться, — спичечные коробки, огрызки карандашей, иголки, лоскутки… все, из чего можно было бы смастерить одежду, орудия труда или мебель. Нам было их жалко, потому что они ценили красоту и стремились сделать свои темные норки такими же уютными и удобными, как жилища людей. Брат старался помочь им. — Миссис Мей внезапно замолчала, словно смутившись. — Во всяком случае, так он мне говорил, — запинаясь, закончила она и тихонько рассмеялась, точно сама не принимала всего этого всерьез.

— Понятно, — снова сказал мистер Зловрединг.

Они принялись обходить дом, стараясь не попасть под капли, падающие с крыши.

— А при чем тут Том Доброу? — снова заговорил он, когда миссис Мей задержалась у бочки для дождевой воды.

Она обернулась и посмотрела ему в лицо.

— Ну не удивительно ли это? В моем возрасте — чуть не в семьдесят лет — получить в наследство этот домик и застать здесь хозяином Тома.

— Он тут вовсе не хозяин… всего лишь временный жилец.

— Я хочу сказать, — продолжала миссис Мей, — вообще застать его здесь. В старые времена, когда они были мальчиками, Том и брат часто вместе ставили капканы на кроликов… Они были большими друзьями, по-своему. Но всему этому пришел конец… после скандала.

— О, — сказал мистер Зловрединг, — значит, был скандал?