Дина Гера

Царь леса

Темнело. Чёрные рваные тучи разгневанно летели по усталому небу. Надвигалась страшная буря. Ветер становился холоднее и злее, нещадно трепал листву на деревьях. В воздухе чувствовалась тревога, и поэтому все божьи твари, от грозного медведя до самой маленькой букашки, чувствовали, что грядёт нечто… только никто ещё не знал, чем это для них обернётся: очередной маленькой радостью, или досадным недоразумением.

Копыта Уголька тихо ступали по земле, конь явно чего-то опасался: время от времени жалобно смотрел по сторонам и тихо про себя вздыхал. Верес очередной раз потрепал скакуна по холке и успокаивающе сказал:

– Долго мы с тобой, родимый, странствуем, да скоро наша путь-дорога к концу подойдёт, и отправишься ты на вольные хлеба… А я что ж поглядим, кто кого… Хитер, говорят, лесной царь, да и мы не промах…а иначе, видать придётся и мне научиться волком выть.

Вдруг Уголёк резко остановился и попятился назад. Рука Вереса потянулась к ножнам. Он схватился за рукоять меча и удивился: он стал как будто раза в два тяжелее; а клинок полыхал красным, словно уже насытился кровью врага. Это знак. Теперь главное – бить без жалости, уничтожить проклятье – подумал всадник.

Зверь появился как из ниоткуда: только что его здесь не было, а вот сейчас стоит и внимательно смотрит. Огромный серый матёрый волк пристально взирал на мужчину красивыми чёрными глазами. В них не было ни ненависти, ни злобы, ни презрения. Это был странный взгляд: смелый, немного ироничный; в нём сквозило любопытство, и в то же время где-то далеко пряталась боль. Так смотрят не на жертву, так смотрят на равного. Мгновенье словно остановилось. Волчьи глаза как магниты притягивали к себе, не отпускали, хотелось окунуться в их глубину, забыть зло и несправедливость.

Уголёк пронзительно заржал, и наваждение спало. Вересу вдруг стало не по себе, при осознании того, с каким сильным противником повстречался. А ведь именно из-за него он с малых лет превратился в изгоя и был вынужден всю жизнь скитаться в поисках своего обидчика.

Буря, тем временем, набирала обороты, вспышки света с завидным постоянством озаряли лесную глушь. Раздался оглушающий раскат грома; в глазах волка зажглись огоньки. Всадник не смог уйти от их очарования и снова в них заглянул…

В деревне с утра почти никто не работал. Местные мальчишки быстро разнесли небывалую весть: виданное ли дело, Аким ночью оборотня словил, да не простого. Поговаривали, что сам царь попался. Народ толпами валил к главной площади. Хотя площадью это место можно было назвать лишь условно, традиции ради. Здесь, как правило, проводили самые важные мероприятия. А сегодня именно такой случай: не каждый день, кажись, нечисть сжигают. Уже приготовили место: накидали дров, зажгли факел.

А вот и главное действующее лицо сего праздника. Люди заволновались, увидев, что на телеге в деревянной клетке, связанного крепкой верёвкой везут голого мужчину. Никто из местных ранее не видел оборотней; только из рассказов знали, что они могут принимать облик человека, да глаза у них неопределённого цвета. Но при этом каждый из присутствующих был уверен, что повстречай он на дороге эту нечистую силу в людском обличии, дак сразу распознает. Вот Акиму повезло. Он не только его признал, да ещё схватить умудрился. Теперь о нём песни слагать будут. Герой, одним словом.

Клетку с оборотнем обложили дровами и подожгли. Языки пламени нехотя начали ползти по поленьям. Связанный человек молча смотрел на толпу, ища взглядом, полным боли, охотника. Аким был рядом, он довольно усмехался в усы, думая, что теперь точно его жена Лидия не будет не в чём нуждаться: староста обещал солидное вознаграждение.

Наконец, отыскав среди людей своего врага, оборотень, несмотря на огонь, охвативший его, спокойным голосом произнёс:

– Знай, родится мальчик с глазами разного цвета. Если на двадцать первую весну он не найдёт и не убьёт волка, то вольётся в племя волчье и займёт моё место.

Аким побледнел: его супружница была на сносях. Толпа на миг затихла, затем зашумела вновь, увидев, как в адском пламени от боли корчится волк.

Прошло некоторое время, события этого дня ещё оставались в памяти, но деревенский люд старался лишний раз не бередить воспоминания. Однако, когда в положенный срок жена охотника разродилась сыном, в народе стали шептаться, что проклятье-то действует. Мальчик получился румяный, красивый, одна беда: глаза были странного цвета, то голубые, то зелёные, а то и вовсе иссиня -чёрные.

Сам староста приходил уговаривать Акима с Лидией, чтоб те от дитя родного избавились: дескать, оборотня растите. А себе чай ещё народите. В конец, не выдержав народного порицания, отнёс охотник своё чада в лесную сторожку, что вдалеке от людской суеты, и приставил к нему кормилицу. С тем и забыл.

Верес, так звали брошенного мальчика, тем временем рос, набирался сил, стал подвижным, ловким и смелым-как все, выращенные на воле дети. Лес берёг и защищал его, и ребёнок отвечал ему взаимностью. Старая женщина любила и жалела маленького изгоя. Когда ему исполнилось четырнадцать лет, она решилась обо всём ему рассказать. Так юноша узнал, что него есть отец и мать… и что он проклят.

В деревне его встретили недружелюбно, там не привечали чужаков. Дом охотника он нашёл быстро, около него толпились люди. Верес спросил у стоящего старика о происходящем. Тот с недоверием посмотрел на незнакомца и сказал:

– Да Акима медведь на охоте задрал, теперича хоронить надо. А ты сам кто будешь?

Верес не ответил. Его глаза из голубых стали светло-карими. Бывший староста внимательно посмотрел на него, и прищурившись, проговорил:

– Тебя как в лес унесли, Лидия сама не своя стала. Мужа во всём обвинила, он и запил с того. Сама же как слегла с горячкой, так через две недели и отдала богу душу.

И немного помолчав, добавил:

– Нельзя тебе здесь быть, признают-убьют.

***

Человек и оборотень по-прежнему стояли, глядя друг другу в глаза. Вдруг волк поднялся с места и пошёл в чащу, постоянно оглядываясь назад, словно зовя Вереса за собой. Тот машинально слез с коня и пошёл следом. Но зверя нигде не было видно. Внезапно дико заржал Уголёк и встал на дыбы, будто обезумел. Сердце мужчины больно кольнуло, в голове что-то взорвалось. Мир вдруг отчётливо стал каким-то иным, более ярким, свежим, неповторимо красивым. И тут он отчётливо понял, что две половины стали единым целым: что