Literary Yandere

Живая: Принцесса ночи

Все имена, персонажи и события романа вымышлены. Любое совпадение с реально существующими людьми, объектами, событиями случайно. Текст представляет собой художественное произведение, автор не поощряет, не оправдывает, не одобряет и не поддерживает взгляды и действия, которые так или иначе отражены в тексте.

В тексте упоминаются алкогольные и наркотические вещества, а также присутствуют сцены жестокости.

В основе произведения лежит ирландская мифология, но в изрядной степени переосмысленная и поправленная под нужды сюжета. Также мир, в котором происходит действие, хоть и похож на наш, явно на деле параллельный.

Часть вторая: Принцесса ночи

И однако же, это, должно быть, великолепно — получить принцессу, и однако же, лишь рыцарь веры — единственно счастливый из всех, законный наследник конечного, тогда как рыцарь самоотречения — чужак и пришелец. Получить принцессу таким образом, жить с ней многие дни напролет весело и счастливо (а ведь вполне можно допустить, что рыцарь самоотречения также способен обрести принцессу, однако душа его заранее осознала невозможность их будущего счастья), жить, таким образом, радостно и счастливо в каждое мгновение силой абсурда, каждое мгновение видеть, как над головой возлюбленной покачивается меч, и все же находить не покой в болезненной тоске самоотречения, но радость силой абсурда, — это и будет чудесным. Тот, кто осуществляет это, поистине велик, он остается единственно великим из всех; мысль об этом трогает мою душу, которая никогда не скупится на восхищение величием.

Сёрен Кьеркегор, «Страх и трепет»

Глава первая

Бойся тумана, бойся обмана,

Бойся несущего смерть урагана,

Но пуще всего — бойся любви,

Бойся любви…

Ростислав Чебыкин — «Посох и меч…»

Зоя и Айкен пережили слишком многое, чтобы так просто восстановить силы: сперва их взволновало их воссоединение, затем — предательство Клариссы, якобы всегда им помогавшей, бой с королем Сияющей страны, Габриэлем, который чуть не убил Зою, спасение Симонетты… и, наконец, действительная, и оттого более неожиданная помощь от лживой Клариссы. Она исцелила Зою, спасла прямо из Сияющей страны Хэвена и Симонетту, долгое время бывшую пленницей злого Габриэля, и всех четверых доставила ровно в их квартиру.

Правда, по отдельности. Зоя и Айкен, вымотанные боем, не имели уже сил беспокоиться о других, и занялись друг другом: наконец им предоставлялась возможность искренне признаться в своих чувствах.

Впрочем, о Хэвене с Симонеттой беспокоиться и не стоило: умелый воин, в прошлой жизни — генерал Дикой Охоты, был способен защитить и себя, и девочку от любой враждебной силы. Наутро после ее спасения, он занялся ее ранами и всячески, как мог, возвращал девчушке жизнь. В комнату Айкена и Зои он даже не заглядывал. Те проспали сутки кряду, и их никто не беспокоил. Если им нужно — пусть отдыхают, рассудил Хэвен. На тот момент его куда больше занимала Симонетта. В ней было то, что Зоя уже давно утратила: наивный взгляд на жизнь, детская непосредственность… Если Хэвену и было доступно чувство любви, то только одного вида — отеческого.

Таким образом, все они, кто позапрошлым вечером выдержал бой с королем Неблагого Двора в Сияющей стране, теперь боролись с другим врагом, куда более коварным: они пытались не пустить к себе в сердца любовь, которая уже успела врасти в них корнями.

***

В Лондоне Эдмунд пытался продолжить свою врачебную практику, но как следует за работу не взялся — быстро перестал принимать больных, начал пить, подолгу в одиночестве слонялся по улицам города. Со временем пристрастился и к опиуму, также благодаря своей профессии, без труда мог доставать морфий.

Спасла его, однако же, как ни странно, Вивиана. Точнее, не она сама, а светлый ангел с ее ликом, явившийся Эдмунду в одной из последовавших после приема морфия утренних горячек. Дева в белом протянула к нему руки, грустно улыбнулась и позвала за собой. Эдмунд встрепенулся, но ненадолго: пагубные привычки уже слишком сильно овладели его мозгом. Однако, по счастью, тем же утром ему следовало идти в аптеку, чтобы пополнить свои запасы, следовало выглядеть прилично, почистить одежду и побриться, чтобы не вызывать никаких подозрений. И чуткое провидение и тут простерло над мистером Купером свою благословляющую длань: когда Эдмунд выходил из дома, его у крыльца встретил почтальон и вручил срочное письмо. Оно оказалось отправлено из Ламтон-холла, подписанное именами Ретта Кинга и… Вивианы. Мистер Тауэр очень плох, писали они, Уолтерс сам не свой и полностью во власти зеленого змия, слуги отбились от рук. Прошу, приезжайте — молило послание. Эдмунду хотелось воображать, что этими словами его заклинала именно Вивиана.

Он в тот же день собрался и отправился в дорогу (однако же, все-таки после посещения аптеки, прихватив с собой адского зелья). На середине пути Эдмунда посетила мысль, что было бы лучше сперва послать телеграмму, быть может, его присутствие на самом деле и не требовалось… Но он тут же с негодованием отмел это недостойное соображение. И Вивиана, и Ретт были не из тех, кто стал бы писать ему истерические послания, изрядно преувеличивающие значимость ситуации. По счастью, Эдмунд сам осознавал, отчего ищет повод вернуться в столицу с полдороги — в пути морфий кончился, его начал терзать наркотический голод. В почтовой карете было несладко, но и короткие остановки не давали Эдмунду отдыха. На половине пути он даже совершенно решил уже было если не вернуться, то, во всяком случае, не ехать дальше, но все же поднялся, превозмогая себя, и снова сел в карету. «О, мои грешные ноги, — подумал Эдмунд, — в вас больше разума, чем в голове! И куда больше сострадания!»

Однако в Ламтон-холл его гнали не только сострадание и чувство долга. Эдмунд никогда не был ни религиозен, ни скучен, в последние годы его нравственность сдерживала только лень, в более ранние — боязнь показаться смешным. Оттого он испробовал меньше, чем хотел бы, но его разум всегда пылал огнем неутоленных желаний, воспалявших душу. Вивиана же вполне закономерно стала целью всех его устремлений. Если бы она, однако же, сознательно преступала мораль, Эдмунд, возможно, не тосковал бы по ней так сильно, но ее поступки были продиктованы незнанием…

Нет, обрывал себя Эдмунд, не так уж она наивна. Но и он на самом деле не отвернулся бы от нее при очень и очень многих вскрывшихся обстоятельствах. Что бы ни было