Гастон Буасье

Археологические прогулки по Риму

© ООО «Издательство «Вече», 2023

Глава I

Форум

Я часто слышал, что опасно после долгой разлуки посещать вновь людей или места, которые сильно любил. Редко находишь их в том же виде, в каком сохранились они в воспоминании. Прелесть улетучивается с годами, вкус и идеи меняются, способность восхищаться слабеет; рискуешь остаться холодным перед тем, что восхищало в молодости, и возможно, что вместо ожидаемого удовольствия получишь только неприятность. Такое разочарование имеет роковые последствия, потому что с настоящего разочарование переходит на прошедшее; оно отражается на наших прежних впечатлениях и портит запас воспоминаний, который надо бережно хранить в своем сердце до конца жизни.

Такой опасности подвергается путешественник, отправляющийся в Рим через 10 лет после своего первого посещения[1]. Сколько перемен произошло в эти десять лет. В Риме появились новые властелины; древний город пап стал столицей Итальянского королевства. Как приспособился он к этой перемене? Какое действие произвел на него новый режим, столь отличный от старого? Не потерял ли он от этого, и найдешь ли его в том же виде, когда расстался? Вот первый вопрос, которым задаешься, когда возвращаешься в Рим. Трудно не быть им озабоченным, и как только выходишь из вагона на площадь Диоклетиановых терм, такую тихую прежде, а теперь такую оживленную и шумную, невольно смотришь во все стороны с беспокойным любопытством.

Пьяцца-дель-Пополо. Фото конца XIX в.

Первое впечатление, надо сознаться, не слишком благоприятно. Выходя со станции, пересекаешь новый квартал, который имеет тот недостаток, что похож на новые кварталы всевозможных городов. Не грозит ли Риму опасность превратиться в город, похожий на многие другие? В нем находишь такие же элегантные и банальные дома, которые видишь повсеместно; проходишь мимо громадного здания, своего рода казармы без всякого стиля, предназначенного сделаться министерством и которое производит жалкое впечатление рядом со старинным дворцом XVI века; идешь по широким и прямым улицам, раскаленным от солнца, и вспоминаешь, что уже во времена Нерона, перестроившего старый город по более обширному плану, зеваки восхищались великолепием новых сооружений, но умные люди сожалели о прежних узких улицах, где всегда было много тени и свежести. Начало не ободряет, и все остальное как будто ему соответствует. Спускаясь с Квиринала на Корсо[2], поражаешься еще разными переменами. Корсо, с пересекающими его улицами от Венецианской площади до площади дель-Пополо, был всегда самой оживленной частью города; мне кажется, что он стал еще оживленнее и что население его несколько изменилось. Реже встречаешь священников и особенно монахов, те же, которые все еще там находятся, не отличаются прежним уверенным взглядом и гордой осанкой, очевидно, они больше не чувствуют себя господами города. Среди толпы, их заменившей, с удивлением видишь много людей, которые быстро идут и, по-видимому, спешат по делу, чего не встречалось прежде. Действительно, они не принадлежат к старинному римскому населению; это по большей части чиновники, недавно переселившиеся и принесшие с собой новые привычки. Даже в те часы, когда, как прежде говорили, на улицах можно было увидеть только собак или англичан, они попадаются деятельные, спешащие, расталкивающие мешающих им идти, к крайнему удивлению старинных римских жителей, не понимающих, что можно выходить из дому во время, положенное для послеобеденного сна, и торопиться, когда жарко. Вечером движение становится вдвое больше. Около 6 часов улица принадлежит продавцам газет. Они оглушают вас своим криком, пристают к вам, преследуют вас. В Риме издается множество газет всяких форматов и всяких направлений, больше неумеренных, чем умеренных, так как подписчиков приходится привлекать скромностью цены и живостью полемики. Как удалились мы от того времени, когда читали только добродушную газету «Giornale di Roma», тщательно очищенную полицией, дружественно относившуюся к законным правительствам и узнававшую о революциях через несколько недель после их совершения. Следует ли думать, что этот народ, скептический и насмешливый, ко всему привыкший и ко всему равнодушный, который ничему не удивлялся и ничем не возмущался, который спокойно отвечал пылким людям всех партий «che volete?»[3] или «chi lo sa?»[4], стал вдруг увлекаться политикой? Трудно понять такую перемену. Очень удивляешься, видя, что даже вывески имеют политический оттенок и что парикмахеры торжественно называют себя parrucchiere nazionale и читают предвыборные рекламы и демократические воззвания, покрывающие стены. Вот большие новости, которые, по всей вероятности, не всем понравятся. Невольно спрашиваешь себя, что скажут об этом ревнивые поклонники, которых Рим имел во все времена, которые желают, чтобы он оставался таким же, каким был раньше, которые говорят, что его портят, изменяя в нем что бы то ни было, и которые кричали, что все потеряно, когда слишком ревностное городское управление принималось почище мести улицы и зажигать несколько лишних фонарей.

Поспешим, однако, успокоить их: не все так перевернулось, как они думают, и происшедшая перемена более поверхностная, чем глубокая. Народные кварталы почти везде сохранили свой прежний вид. Если, например, пройдя по Корсо, прогуляться дальше за Венецианскую площадь по крутым улицам, ведущим на Форум, попадаешь опять в старинный Рим. Это те самые дома, которые видел прежде, старые и грязные. Мадонны остались на прежних местах над входной дверью, и обитатели не перестали каждый вечер благочестиво зажигать перед ними лампаду. Если случайно поднимешь глаза несколько выше, к широким окнам без занавесок, наверно увидишь там достаточно людей в лохмотьях, что удовлетворит самых требовательных любителей живописного и местного пейзажа. Кабаки, похожие на погреба с широко распахнутыми дверями, все еще наполнены игроками, положившими локти на стол перед бутылкой вина «Орвието», с засаленными картами в руках. Что же касается остерий (трактиров), находящихся вдоль улиц, я думаю, они не изменились со времен Римской империи, и, глядя на них, на ум мне приходят те unctњ popinњ, чей восхитительный запах доставлял столько удовольствия рабу Горация.

Вот при некоторой снисходительности мы уже очутились в античном мире. Если мы желаем, чтобы иллюзия была еще полнее, если мы желаем получить настоящее ощущение Рима, которое испытывали наши отцы и описали Шатобриан и Гете, пойдемте немного дальше, выйдемте за городские стены; чтобы лучше понять город, надо выйти за его пределы. Пойдем через ворота Пиа по древней Номентанской дороге. Поклонившись по дороге базилике