Владимир Курин

Исповедь

Он просыпается от противного ощущения. С трудом разлепляет глаза. Смотрит на зеленое табло часов на журнальном столике. 1:27 ночи. Осторожно шевелит головой. Противное ощущение — не сон. В ухе на самом деле шуршит вода. Как она туда попала? Он искупался в девять вечера, все было нормально, никакой воды в ушах не было. Привстает, опершись руками на постель. Наклоняет голову вправо, трясет. Вода не вытекает, только шуршит еще громче и противнее. Он стискивает зубы. Вставать не хочется. Но, кажется, другого варианта избавиться от неудобства нет. Он опускает ногу на пол и …

Просыпается по-настоящему. Слава Богу, это был сон, думает он. Легонько шевелит головой из стороны в сторону. Никакого шуршания. Его наполняет чувство облегчения, что не придется вставать, топать в прихожую, искать ватные палочки, боясь разбудить Оксану и Игорька. Он успокаивается, пытается повернуться набок, но не выходит. Руки затекли от неудобного положения и теперь совсем не слушаются. Или слушаются, но он их не ощущает. Снова пытается повернуться, но выходят только бесполезные дерганья телом. Он остается лежать на спине. На спине? Лежать? Он чувствует опору под спиной, ягодицами, под ногами. Холодную и твердую опору. Не похожую на домашнюю постель. Наконец он открывает глаза. В комнате нет привычного зеленого свечения от часов. Может электричество отключили? Такое иногда бывает, что-то сломалось на подстанции или где-то оборвало провода. В этот же момент он отказывается от этой мысли. Слишком холодно и сыро для спальни. Или это последствия кошмара, приснившегося ему. Он вспотел, а ночной ветер пробрался в приоткрытое окно и гуляет по комнате. Отсюда и холод, и сырость. Наверняка, так и есть, успокаивает себя Сергей. Он снова пытается повернуться и опустить руки. На этот раз немного получается. Но его движения подхватывает звон. Нет, не в ушах. Настоящий звон, металлический. Сергей дергает одной рукой, затем другой, и понимает — он прикован. Посажен на цепь, словно пес.

Он хочет выругаться, но из горла вырывается лишь сухой хрип, тут же промчавшийся эхом по темноте.

— Я думал ты минуешь нашу встречу и отправишься прямиком к Всевышнему. — произносит раскатистый голос из темноты, откуда-то слева от Сергея.

Сергей снова лишь хрипит.

Послышался легкий шорох и в следующее мгновение в его грудь с хрустом что-то врезается. Что-то похожее на пластик. Сергей дергается от испуга. Снова хрипит вместо вскрика. Звякают цепи.

Вверху что-то загрохотало. Этот звук похож на опускающийся на корабле якорь. Руки беспомощно опускаются на пол. Их тут же наполняет колючая боль, которая замирает в кистях. Сергей стонет от боли. Пальцы рук словно вздулись, как шарики. Кажется, они кровоточат. Проходит некоторое время, прежде чем руки более-менее становятся осязаемыми. Сергей медленно шарит руками вокруг. Находит пластиковое, то, что ударило в грудь. Холодное, покрытое влагой. Вода? Откручивает крышку и подносит к губам бутылку. Вода. С жадность делает несколько глотков. Дыхание спирает. Осушив бутылку, громко дышит. Прокашливается.

— Где я? — осипшим голосом спрашивает он.

— Я бы сказал, что в аду, но ад тебе показался бы раем по сравнению с тем, где ты. — голос будто механический, теперь звучит справа.

— Что происходит?

— Торжествует справедливость. — голос звучит совсем рядом с левым ухом. Сергей содрогается и резко отодвигается в противоположную сторону.

— Ты кто?

— Гарантия твоей мучительной смерти!

— Послушай, это какая-то ошибка! Или это чей-то тупой розыгрыш?

В помещении повисает тишина. Вкупе с кромешной темнотой она давит на нутро и сознание Сергея. Он закрывает глаза, с усилием сжимает веки, затем открывает. Ничего не изменилось. Тьма не рассеялась, нигде не прорезался хоть незначительный луч света. А открыл ли он глаза на самом деле? Или это только ощущение? Мышечная память, иллюзия действия. А есть ли у него вообще глаза? Может он уже мертв? Или еще не рожден? Принадлежит ли голос, звучащий с разных сторон, человеку? Или это голос… чей? Мысли носятся в мозгу, сталкиваясь и перемешиваясь друг с другом, истощают и без того ослабший организм.

— Что за чертовщина здесь происходит? — выдавливает из себя Сергей.

Вряд ли он хочет услышать ответ. Говорит это только чтобы разрушилась нависшая неподъемным грузом тишина. Он не хочет слышать ответ, не хочет слышать этот ужасный голос, в нем живет всего одно желание — чтобы этот кошмар закончился, и он проснулся в своей постели рядом с Оксаной.

Он ждет. Ждет, когда сознание встрепенется, когда мозг подаст импульс и он откроет глаза по-настоящему, и увидит зеленый отсвет от часов, и услышит спокойное дыхание жены.

Но вместо этого он слышит голос из темноты:

— Я хочу, чтобы ты раскаялся!

Сергея одновременно начинают терзать страх и неизвестность, безысходность и гнев. Он сжимает руки в кулаки и протягивает руки вперед. Цепи натягиваются и оковы на запястьях вжимаются в плоть.

— Я хочу, чтобы ты признался!

Сергей дергает руками, но кроме звона и вспышек боли больше ничего не происходит.

— В чем раскаяться, в чем признаться!? — выкрикивает Сергей в темноту и делает рывок руками вперед. Снова боль в запястьях. Он опускает руки и ощущает, как между пальцев, сжатых в кулак, просачивается теплая жидкость, а запястья под браслетами холодного металла горят болью.

— В том, что ты убийца!

— Что за бред!?

Сергей снова дергает руками изо всех сил. Но сталь крепче. На нее не повлиять эмоциями, криками, злостью и силой. У нее задача — держать Сергея на привязи, и она превосходно с ней справляется.

— Иди к черту! — кричит Сергей и опускает обессиленные руки.

Мысли в голове путаются, он перебирает их, одну за другой, но не находит ничего из того бреда, в чем его обвиняет сумасшедший, спрятавшийся в темноте. Сергей перекапывает прошлое, словно садовод участок, но все усилия тщетны.

— Я никого не убивал, придурок, ты меня с кем-то путаешь! — Сергей не кричит, но рычит, стиснув зубы.

— Ты настолько грешен, что не отличаешь жизнь от зла, которое ты делал и продолжаешь делать.

— Что за бред!? Святоша, похитивший человека, да ты кто такой вообще, чтобы учить меня жизни!? Кто